— Премного благодарен. Вот вам пятьдесят… нет, сто франков.
Проводник, восхищенно вздохнув, уставился на протянутые деньги:
— Что вы! Это слишком много.
— Ерунда! В конце концов, у меня такое событие — женился.
И он сам вложил купюру в его ладонь.
— Вы очень добры, месье. Au revoir, мсье. Ах да…
Он пошарил в кармане.
— Я так растроган вашей добротой, что чуть было не забыл. Я еще одну вещицу обнаружил. Может, это мадам принадлежит, а может, ее брату, который в Лионе сошел. Что это за вещь, я так и не понял. Ну вот, а теперь и правда au revoir, мсье, спасибо вам большое. Уважаю американских джентльменов…
Сходя вниз по лестнице, он помахал на прощание.
Том держал в руках две резиновые груши, те самые, соединенные тонкой, длинной резиновой трубочкой. Нажимаешь на одну грушу, и воздух тут же пойдет в другую и надует ее.
Когда он вошел в номер к Тьюди, она стояла у окна и неотрывно глядела куда-то в сторону университета.
— Прощаюсь вот с этим заведением, которое готовит благородных девиц к настоящей жизни… — сказала она. — Что случилось, Том?!
Еще никогда в жизни мысли у него в голове не неслись так стремительно.
— Вот твой плащ, — сказал он. — Проводник принес.
— A-а, хорошо. Он, конечно, старый, но…
— И еще вот это.
Он показал ей груши, зажатые в руке.
— Сказал, это твой братец позабыл в вагоне.
Уголки ее рта опустились, а глаза расширились так, что весь ее юный лоб покрылся десятками морщин. Вся боль мира вдруг отразилась на ее лице.
— Понятно, — сказала она после минутного молчания. — Так и знала, что лучше было сразу все рассказать. Я и хотела — сегодня утром. Рикар прилетел в Париж, он успел на вокзал и поехал со мною. Я понятия не имела, что он появится.
— Но, разумеется, была приятно удивлена, — сухо заметил он.
— Ничего подобного, я была вне себя. И не могла понять, откуда он узнал, что я еду именно на этом поезде. Вот и все, Том. Он доехал до Лиона. Я почти собралась про это сказать, но ты был так счастлив сегодня утром, что у меня духу не хватило.
Их взгляды встретились, но она вскоре отвела глаза в сторону и стала смотреть на громадные, чуть качавшиеся тополя.
— Я никогда не смогу убедить тебя, что ничего не было, — пустым голосом проговорила она. — А брак можно аннулировать.
На металлических уголках ее саквояжей, упакованных, уже закрытых, заиграли солнечные лучи.
— Я уже вошла в вагон, когда его увидела, — сказала она. — Что я могла сделать? Ах, это ужасно… Если бы он не выронил эту гадость, ты бы никогда не узнал.
Некоторое время Том молча метался по комнате туда-сюда.
— Конечно, теперь все кончено, — сказала Тьюди. — Все равно ты бы меня потом всю жизнь упрекал… Лучше уж расстаться. Мы можем все аннулировать.
«Еще мы можем умереть», — подумал он. Так хотелось поверить ей, ничего и никогда он так не хотел… Но надо было принимать решение, прямо сейчас, вне зависимости от того, было что-то или не было. Правду он никогда не узнает… Нет, главным было иное: сможет ли он забыть все это, выбросить из памяти, или же в их с нею жизни будет вечно маячить этот призрак из прошлого. И вдруг он решился:
— Нет, мы не расстанемся… Мы попробуем. Обещаю: ни слова упрека, никогда.
Ее лицо прояснилось; она встала и подошла к нему, он прижал ее к себе.
— А теперь — пора, — сказал он немного погодя.
Через час они отъехали от гостиницы, с восторгом предвкушая путешествие, их небольшой автомобиль был загружен чемоданами, а впереди открывались все новые и новые виды. Правда, после полудня, когда они ехали по извилистым прованским дорогам, оба на какое-то время примолкли, погрузившись в свои мысли. Он все думал о том, что так никогда и не узнает… А о чем думала она, лучше даже не размышлять… Возможно, загадочность и есть тот тайный омут, что мерцает в самых глубинах каждой женской души.
К вечеру они добрались до побережья и повернули на восток, к Ривьере, которая вся сияла огнями, и тут и он и она сумели выбраться из собственных, раздельных переживаний и вместе стали радоваться жизни. Когда на морской глади засверкали звезды, он сказал:
— Будем строить нашу любовь, а не разрушать ее.
— А мне и не придется ничего строить заново, — преданно сказала она. — На небесах все уже решено…
До границы Франции они доехали в полночь, и, проезжая по мосту на ту сторону, в Италию, в невиданную, сладостную, теплую тьму, оба вдруг посмотрели друг на друга с бесконечной надеждой.
Сюрприз для Гретхен
[58] (Перевод М. Макаровой)I
Застывшие ломкие листья шуршали на тротуарах, у соседского сорванца язык примерз к железному почтовому ящику. Ближе к вечеру, разумеется, повалил снег. Осень кончилась. И это означало, что впереди — еще проблемы, с углем и с грядущим Рождеством. Однако Роджер Хелси, стоявший на крыльце своего дома, пробормотал, глядя на мертвенно-темное небо (таким оно бывает на захолустных окраинах), что ему сейчас не до фокусов погоды. Затем он торопливо юркнул внутрь, и все проблемы остались снаружи, в холодных сумерках.
В холле было темно, но сверху доносились голоса жены, няни и сына, так хорошо знакомые бесконечные выкрики, чаще всего эти: «Нельзя!», «Осторожнее, Макси!» и «Ой, он же идет!». Выкрики перемежались страшными угрозами, тихим постукиваньем об пол и храбрым топотом маленьких ножек. Роджер включил свет в холле, прошел в гостиную и там включил лампу с красным шелковым абажуром. Пухлый портфель он швырнул на стол и несколько минут сидел неподвижно, прикрыв рукой очень молодое и очень серьезное лицо, так чтобы свет не попадал в глаза. Затем раскурил сигарету, тут же погасил, раздавив ее в пепельнице, и, подойдя к лестнице, позвал:
— Гретхен!
— Здравствуй, дорогой! — Ее голос звенел от смеха. — Иди скорее сюда, ты только на него посмотри!
Роджер шепотом чертыхнулся.
— Некогда мне сейчас на него смотреть, — громко объяснил он. — Ты там долго еще?
Последовало загадочное молчание, потом несколько «Нельзя!» и «Осторожнее, Макси!», которые, безусловно, должны были предотвратить какую-то катастрофу.
— Долго ты там? — повторил Роджер, уже с некоторой досадой.
— Нет-нет, я сейчас.
— Сейчас — это когда?! — сорвался он.
Изо дня в день в этот самый час Роджер мучительно пытался настроить свой голос на нужный тон: настырный «деловой» сменить на мягко-небрежный, приличествующий образцовому уютному гнездышку. Но сегодня Роджеру не удалось укротить свое раздражение. И когда Гретхен наконец примчалась на его зов вниз, перепрыгивая разом через три ступени и изумленно выкрикивая: «Что случилось?» — Роджер уже испытывал легкую досаду.
