— Дело твое, приятель.
Он по-дружески меня предупредил. Он понимает, что я уже на грани, потому и предупредил. Жалко ему меня. Шел бы я куда подальше, пока не поздно. Ритм его очередной атаки был утешительно плавным, в такт ударам в голове прозвучало: «Лучше бы мне уйти — и тогда он зацапает Эллен». Тихонько вскрикнув, я выпрямился в кресле.
— Что тебе нужно от этой девочки? — спросил я. Голос мой дрожал. — Хочешь сделать из нее гулящую шлюху?
Во взгляде его забрезжило тупое удивление, казалось, я разговаривал с животным, которое не понимает, за что его наказали, в чем оно провинилось. После секундного колебания я решил пойти ва-банк:
— Тебе ее больше не видать; она мне поверила.
Он сразу почернел от злобы и завопил:
— Все ты врешь! — От его голоса мне стало холодно, как от прикосновения ледяных пальцев.
— Она поверила мне, — повторил я. — Тебе до нее не добраться. Ты ей уже не страшен!
Он сумел обуздать свою ярость. Его взгляд сделался вкрадчиво-ласковым, а на меня вдруг снова накатила знакомая странная слабость и апатия. К чему все это? К чему?
— У тебя слишком мало времени, — через силу произнес я, и тут меня осенило, я внезапно понял, что произошло. — Ты умираешь, тебя подстрелили где-то по дороге! — И только в этот момент я увидел то, чего до сих пор не замечал: на лбу его темнело круглое отверстие, будто от гвоздя на стене, где прежде висела картина. — Ты умираешь. Тебе осталось несколько часов. Все. Домой тебе уж не съездить!
Лицо его исказила гримаса, оно больше не было человеческим, ни живым ни мертвым. Помещение наполнилось холодным воздухом и одновременно — ужасающими звуками: это было нечто среднее между кашлем и хохотом, он продолжал стоять, от него несло смрадом бесстыдства и святотатства.
— Это мы еще посмотрим! — прорычал он. — Я покажу тебе…
Он сделал шаг в мою сторону, потом второй, и было такое ощущение, что за его спиной — распахнутая дверь, дверь в зияющую бездну небывалого мрака и подлости. А после раздался предсмертный протяжный стон, то ли его самого, то ли этот стон несся из бездны… И в этот момент та гибельная клокочущая сила окончательно исторглась — вместе с долгим свистящим вздохом, он опустился на пол.
Не знаю, сколько времени просидел я там, оглушенный страхом и дикой усталостью. Следующее, что зафиксировала память, — это начищенные до блеска ботинки сонного проводника, пересекающего курительную, а за окном — стальные фонари Питтсбурга, свет которых вспарывал плоскую ночную черноту. А еще на кушетке в углу темнело что-то длинное — чересчур эфемерное, если это человек, а для призрака, напротив, чересчур плотное. Но чем бы оно мне ни казалось, это было нечто безжизненное, окончательно умершее.
Через несколько минут я подошел к купе и открыл дверь. Эллен лежала на том же месте и спала. Свежий румянец сменился болезненной бледностью, но тело ее больше не было сковано напряжением, а дыхание было ровным и чистым. Проклятое наваждение отступило, истерзав и опустошив душу, но теперь она снова стала собой, моей обожаемой Эллен.
Я поправил подушку, накрыл Эллен одеялом, выключил свет и вышел в коридор.
III
Приехав домой на пасхальные каникулы, я чуть ли не на следующий день отправился в тот ресторанчик с бильярдом, в двух шагах от площади Семь углов. Кассир, разумеется, никак не мог меня вспомнить, ведь несколько месяцев прошло, да и пробыл я у них тогда совсем ничего.
— Я ищу одного человека, который, по-моему, к вам часто заходил.
Описал я его довольно подробно, кассир тут же обернулся к замухрышистому типу, который сидел с таким видом, будто у него срочное важное дело, но он никак не вспомнит, какое именно.
— Эй, Коротышка, поговори лучше ты с этим парнем. Наверняка ему нужен Джо Варленд.
Замухрышка осмотрел меня с обычной для этой братии подозрительностью. Я подошел и сел рядом с ним.
— Джо Варленд помер, парень, — процедил он сквозь зубы. — Зимой.
Я снова описал его — его пальто, его котелок, его беззвучный смех и привычно настороженный хищный взгляд.
— Ну точно он, Джо Варленд. Только можешь его не искать, помер он.
— Я хочу кое-что о нем узнать.
— А что узнать-то?
— Ну, например, чем он занимался.
— А я почем знаю?
— Послушай! Я не из полиции. Просто хочу узнать, какой у него был характер, привычки. Он сам давно в могиле, так что ты его уже никак не подведешь. А я никому ни слова, железно.
— Ну-у… — он медлил, сверля меня взглядом, — очень он любил на поездах кататься. А в Питтсбурге устроил какую-то драку, и его повязал легавый.
Я кивнул. Теперь кое-что начинало проясняться.
— А на что ему дались эти поезда?
— Кто ж его знает, парень?
— Но ты наверняка что-то слышал, а? И тебе наверняка пригодятся лишние десять долларов?
— Пригодятся, — нехотя подтвердил Коротышка, — но слыхал я только одно, что будто бы он в поездах работал.
— Работал?
— Об этом своем бизнесе он никогда не рассказывал. Обрабатывал дурех всяких, которые одни разъезжали в поездах, без присмотру. Про эти его шашни мало кто знал, парень он был хитрый, умел зубы заговаривать, но иногда приезжал сюда с набитым кошельком и намекал, что у него щедрые подружки.
Поблагодарив Коротышку, я протянул ему десятку и вышел на улицу, переваривая услышанное; сам я ни слова не сказал о последней поездке домой неотразимого Джо Варленда.
Эллен на Пасху не приехала, а если бы даже и приехала, я бы все равно ничего ей не рассказал… зато летом мы виделись почти каждый день и подолгу болтали — обо всем, кроме этой истории. Иногда она неожиданно замолкала и придвигалась поближе — и я знал, о чем она в этот момент думает.
Конечно, этой осенью она уедет, а мне еще два года учиться в Нью-Хейвенском университете; но теперь мне не кажется, что все так уж безнадежно, как казалось тогда, зимой. Она стала моей — в каком-то смысле. Даже если я ее потеряю, она останется моей. И потом… а вдруг? Но как бы ни сложилось, я всегда буду ей принадлежать.
Зимние мечты
[69] (Перевод Ю. Жуковой)I
Многие из мальчишек, которые таскали за играющими клюшки и отыскивали им мячи, были беднее бедного и ютились в однокомнатных домишках с худосочной коровой во дворе, но отец Декстера Грина владел вторым по величине бакалейным магазином в поселке Черного Медведя — первым считался «Рог изобилия», где делали покупки отдыхающие в Шерри-Айленде богачи, — и Декстер только подрабатывал в гольф-клубе себе на карманные расходы.
