Шеддерик спросил:
— Что-то не так?
— Мы были здесь прошлой осенью. Место похожее, но… я не могу знать точно.
В голосе ее звучала досада, но злилась девушка явно на саму себя.
— Ничего. Река не даст сильно заблудиться. Давайте поднимемся на берег и проверим.
— Да. Если я права, чуть дальше должен быть пологий спуск к воде. Мы собирали ягоды несколько дней, ночевали прямо у болота, а на берегу готовили и отдыхали.
Но за поворотом спуска, о котором рассказала девушка, не оказалось. И за следующим поворотом тоже.
Шеддерик даже пару раз поднялся наверх, проверить, нет ли там звериной тропы или каких-нибудь следов пребывания здесь других людей — но тщетно.
И лишь когда начало светать, рэта уверенно узнала место.
— Вон та елка с двойной макушкой! Это точно здесь!
Больше той ночью волчьего воя они не слышали. А когда выбрались на высокий берег, стало ясно, что она не ошиблась: там были отлично видны старые кострища. У одного даже лежало бревнышко, чтобы можно было удобно сидеть у огня. А чуть в стороне Шеддерик увидел обветшавший шалаш. Наверное, в нем монахини и ночевали.
— Остановимся здесь, — решил Шеддерик. — На пару часов, вам надо высушить обувь. Да и отдых нам с вами не помешает. Займусь костром.
Рэта кивнула. Но в стороне не осталась — принялась деятельно обдирать кору с ближайшей березы, а потом — ломать мелкие сухие ветки, которых всегда много у елок под пышной кроной.
Пока Шеддерик сооружал что-то вроде фитиля из пороха и пыжа, она успела приволочь несколько высохших на корню молодых елочек, ствол можно обхватить пальцами одной руки. Такие даже рубить не надо — дернул посильней, и вот уже она у тебя в руках. Что же, это тоже топливо. Хотя сгорят они очень быстро.
— Отдохните, — попробовал образумить ее Шеддерик. — День был тяжелый, и завтра будет не легче.
— Когда двигаешься, — рассудила рэта, — не так холодно. Если сейчас сяду, то окончательно замерзну.
Она еще прогулялась по поляне, принесла откуда-то несколько расколотых, серых от времени поленьев.
Так что, когда огонь, наконец, был добыт, его нашлось, чем накормить. К тому времени небо на востоке совсем посветлело, вот-вот должно было показаться солнце.
Чеора та Сиверс наконец угомонилась, села поближе к костру и протянула к нему заледеневшие руки. Дым потянулся к небу, и это было нехорошо: дым могли заметить враги.
Однако тут уж — ничего не поделаешь. Без огня они не смогут продолжить путь.
Она сидела, прикрыв глаза и распрямив усталые ноги…
Кстати о ногах.
Огонь — это полдела. Главное — высушить одежду и обувь. А для этого надо бы эту самую обувь снять…
Впрочем, стоило окликнуть, девушка как очнулась. Увидела вбитые у огня колышки для сапог и сухую дощечку — чтобы не ставить ноги на холодную землю.
Почему-то вместо благодарности нахмурилась:
— Не стоило, благородный чеор. Я могу сама о себе позаботиться.
Ну, надо же, сколько гордости. И глупости. Тем более что когда прихватило по-настоящему, от плаща-то она не отказалась. Значит, устала еще не смертельно. В конце концов, он всего лишь должен доставить ее в Тоненг живой и желательно — здоровой. Развлекать и спорить — совершенно не обязан.
— Как знаете, благородная чеора. Отдыхайте. Дальше двинемся, как солнце выйдет из-за елок.
Кивнула. Занялась своими чулками-башмаками. А Шеддерик, посмотрев на это с минуту, махнул рукой и ушел изучать шалаш. Вдруг да удастся с час отдохнуть?
Старая дорога — рэта не солгала — оказалась чем-то вроде просеки в густом лесу. Идти по ней было бы и вовсе невозможно, из-за еловой и осиновой поросли, если бы по краю не обнаружилась узкая тропинка. Откуда она взялась, Шеддерик мог только догадываться, но расспрашивать мальканку не стал. Не хочет принимать помощь — так и не надо. Главное, не чинит препятствий, молчит, да еще и идет сама. И что важно, в нужном направлении.
Что же до тропки, то ее могли проложить крестьяне, наверняка ходившие по ягоды на здешнее болото. К слову, изредка его становилось видно, болото. Меж стволов вдруг проглядывало открытое, припорошенное снегом пространство, покрытое кочками и сухой травой. Небольшие возвышенности заросли ивняком. По опушкам к небу редко тянулись стволы погибших деревьев.
Наверняка, если пошарить под снегом, можно будет найти горсть или две ягод… и это может быть решением. Потому что холодно. Потому что они не ели уже почти сутки, а снег — плохая замена нормальному питью.
Эта мысль заставила Шеддерика все же окликнуть девушку:
— Чеора та Сиверс! Постойте.
Замерла, как вкопанная. Медленно обернулась.
Взгляд ее отбивал всякое желание церемониться, так что он просто сказал:
— Под снегом могут быть ягоды. А нам с вами нужны силы, чтобы выбраться.
Смотрела на него несколько мгновений, словно пыталась прочитать мысли. Влажные темные пряди выбились из-под кружевного капора, к плащу пристала хвоя…
Может сколько угодно хмуриться, сколько угодно демонстрировать гордость и превосходство, деваться-то ей все равно некуда. Так или иначе, он доставит ее в город. Чего бы это ни стоило, и как бы она сама этому ни противилась.
Главное, чтобы в Тоненге все было хорошо. Хотя Гун-хе и обещал присмотреть за делами, но на стороне молодого наместника все-таки слишком мало пока реальной власти и слишком много успел накопить врагов его отец.
Многие ведь поддерживали наместника Хеверика лишь потому, что боялись, или потому, что у старика Хевве был на них какой-то компромат. Сейчас они получили возможность выбирать. И выбор казался Шеддерику очевидным.
Мальканка не стала спорить или возражать. Молча свернула с тропы, словно показывая путь. Пробравшись сквозь подлесок, они оказались на небольшой вытянутой вглубь болота поляне, покрытой высокими кочками, вокруг которых скопился белый снег. Но его скопилось еще не так много, так что кое-где хорошо были видны на белом темные бусины клюквы.
Девушка присела у одной из кочек, запустила пальцы в снег, потянула за стебель. Он оказался неожиданно длинным, а на конце — несколько ярких ягод.
Улыбнулась, отправила добычу в рот. Но больше себе такого не позволила. Подогнула полу плаща, стала складывать набранное в складку. Шеддерик попробовал повторить этот «кулек» но у него почему-то не вышло. Все собранное улетело обратно в снег. Он тогда снял перчатку со здоровой руки: хоть какое, а вместилище. Ягоды смерзлись, на них было много снега, но он довольно быстро наполнил перчатку. А вот чеора та Сиверс, похоже, увлеклась. Или наоборот, отвлеклась на привычное, понятное дело. И теперь готова была до заката собирать ягоды. Пришлось напомнить ей, что пора идти. Хотя и было жаль напоминать: увлекшись, она словно забыла о том, что происходит вокруг, и даже временами начинала что-то тихонько напевать. Это, несмотря на то, что руки у нее наверняка замерзли ничуть не меньше, чем у самого Шеддерика.
