Но главное, то о чем так упорно молчит Шеддерик, и скорей всего именно оно стало причиной его мрачного настроения — это огромная вероятность того, что сам он будет вынужден отправиться на Ифлен. В качестве императорского племянника или в качестве арестованного преступника, или еще в каком-нибудь качестве — не важно. Они обсуждали это еще осенью, но тогда отец был жив, и его слово что-то да значило при императорском дворе.
Да, Хеверик наверняка знал, зачем императору мог вдруг понадобиться один из его опальных офицеров. Сам Шедде мог знать чуть больше…
А вот Кинрик не знал ничего, кроме сплетен. Ну и немного — историю семейного проклятия ифленского императорского дома, но имеет ли оно отношение к ожидаемому аресту… или отъезду? Непонятно.
Итак, сроки определены. Через десять… самое большее двадцать дней здесь будет много имперских солдат и посольство, у которого есть полномочия, как закрепить императорским указом нынешнего наместника, так и вынудить его передать власть кому-то другому. Например, светлому лорду Эммегилу. И это весьма возможно — особенно, если знать и торговцы будут Кинриком недовольны, а светлый лорд Эммегил, напротив, сумеет проявить себя с лучшей стороны.
— Шедде… я, пожалуй, все-таки спрячу Нейтри. В старый дом на берегу. Так мне будет спокойней… если вдруг император решит, что я не достоин быть наместником в Танеррете. А ты сам… тебе, может, лучше уехать?
Шеддерик только дернул щекой и ответил так же, как отвечал обычно:
— Надоело прятаться.
И добавил с усмешкой:
— Надо, наконец, это как-то закончить.
Рэта Темершана Итвена та Гулле
Темери проснулась рано — было еще темно, но сон улетел, как будто его и не было. Как будто кто-то разбудил. Сон спугнуло отчетливое понимание того, что теперь она — законная супруга наместника Танерретского, а с этой мыслью смириться было не так-то легко.
Внезапно вернулись сомнения, которые, было, отступили под воздействием вчерашних обстоятельств. Да, вчера все висело на волоске, но сегодня-то мир обрел долгожданную прочность и устойчивость. И, наверное, Нижний город праздновал этой ночью так же, как Верхний и как цитадель.
Корабль, к которому Кинрик привел молодую жену, оказался новым двухмачтовым судном непривычно стремительных обводов: такому в трюм много товаров не положишь. И парусная оснастка подходила бы больше почтовому судну, чем торговому. У него были даже пушки — десяток. Четыре носовых, четыре по борту, и две с кормы.
Палуба вкусно пахла лаком и краской.
Кинрик, не дожидаясь расспросов, объяснил, что корабль строился для прежнего наместника и если бы был закончен к моменту его смерти, то стал бы его погребальной лодкой. Но к тому моменту у судна не было даже имени, так что заканчивали строительство к началу навигации. А потом добавил, что сам не знал, что корабль уже даже успели отделать.
На самом деле, на счет отделки он был прав лишь частично: ни каюты, ни трюмы готовы еще не были. Зато наружное убранство выглядело внушительно — резьба, позолота и сверкающая на солнце медь добавили событиям этого дня еще немного праздничности…
Корабль стоял на якоре в бухте, но так близко к берегу, как только позволяла безопасность судна. Добирались туда на шлюпке, а когда команда подняла якорь и поставила паруса, у Темери захватило дух…
Жаль, морская прогулка длилась не более получаса. Она готова была провести на борту весь остаток дня и всю следующую ночь.
Темери проснулась, звоном колокольчика вызвала служанку. Та прибежала, сонная, сразу уж с кувшином воды. Подогреть не успела, правда, но так даже лучше: холодная вода бодрит.
И только полностью одевшись, вдруг поняла, что не знает, куда пойти и что делать.
Да уж, это утро отличалось от вчерашнего куда сильнее, чем можно было представить.
Выходить к завтраку было рано (да и куда подадут завтрак?).
Бродить по замку затемно, пугая прислугу, тоже не очень хотелось.
Пожалуй, была только одна мысль, что продолжала ненавязчиво со вчерашнего дня жужжать в голове: она так и не объяснила чеору та Хенвилу, отчего вдруг они с Кинриком передумали тянуть время и так спешно все подготовили, что даже сами удивились, каким образом им удалось успеть до рассвета.
Вот только… сейчас точно поздно разыскивать благородного чеора и рассказывать, как они испугались, что пустые сплетни могут привести к кровавому бунту.
Может быть, и не привели бы. Может, это был пустой, глупый страх… но что бы она ни сказала, все будет звучать, как жалкая попытка оправдаться.
Служанка затопила камин и была отпущена досыпать. А Темери, соблюдя все предосторожности, вновь открыла тайный ход.
Во-первых, стоило изучить уцелевшую часть системы коридоров, выяснить, куда можно соваться, а куда не стоит. Это простое дело, не связанное ни с какими интригами и позволяющее попутно думать о будущем… и настоящем. Во-вторых… во вторых, когда проснулась, ей все казалось, что во сне ее пытался дозваться Ровверик. И там, во сне, у него было какое-то важное дело не то к чеору та Хенвилу, не то наоборот такое, о котором благородный чеор знать не должен. Да, это мог быть просто сон. Но раз уж все равно спать не хочется, а заняться нечем, то отчего бы и не проверить?
Старуха-колдунья, очевидно, спала. В ее комнате было темно и тихо. Так же тихо и темно было в еще нескольких комнатах, которые Темери миновала, не задерживаясь. Скорей всего, они сейчас пустовали.
Один ход Темери хотела проверить особенно. Еще в прошлый раз. Он вел в сторону хозяйственной части цитадели, и она в детстве не успела его как следует изучить. Но помнила, что где-то есть выход прямо на кухню, а еще должен быть ход в открытую галерею… если она сохранилась.
Остановилась она, только когда поняла, что почему-то вовремя не свернула, и снова оказалась в квадратной башне. (Может быть, Ровве именно этого и хотел?)
И там что-то происходило.
Браня свое любопытство, Темери все-таки прильнула к смотровой щели.
Горела на столе одинокая свеча. Шеддерик тихо разговаривал со слугой, но если затаить дыхание, то все слышно.
— Да, я сказал, что час слишком ранний, благородный чеор, — отвечал слуга на прозвучавший ранее вопрос. — Однако он настаивает на встрече. Осмелюсь сказать…
— Что?
Шеддерик это слово как будто выплюнул.
— Чеор та Дирвил высказал намерение не уходить из гостиной, куда был сопровожден мною, до тех пор, пока не поговорит с вами. Он высказал намерение драться, если кто-то попытается выставить его вон.
Повисла секундная пауза, после которой Шедде так же резко ответил:
— Ладно. Пусть ждет. Хотя нет. Проводи в кабинет наместника.
Темери почему-то сразу догадалась, что та Дирвил примчался в цитадель в столь ранний час не просто так. И если ее саму разбудил Ровве, то вероятно, дело действительно в том, о чем она подумала. Вернее, о чем она себе запрещала думать.
