Телефон звонил в шестой раз. Это был Рэннальф, Мира сознательно его игнорировала, но на седьмом звонке сдалась. Она нажала на кнопку ответа, но ничего сказать не успела.
— Ты в витринах каждого книжного, — выпалил до противного жизнерадостный голос Ральфа.
— Это всего лишь рисунок акварелью, — громко шмыгнула носом Мистраль.
— Не нужно недооценивать нашего писателя. Мне кажется, он незаметно стащил у тебя эти чертовы джинсы и показал их художнику.
— Это самые обычные мужские джинсы, Ральф.
В ответ послышался нервный вздох.
— Самые обычные мужские джинсы, рассчитанные на рост в шесть с половиной футов (18), которые таскает на себе пятифутовая девчонка. Ты и дальше собираешься сидеть в кровати и жалеть себя?
Мистраль огляделась по сторонам, на сбившееся одеяло, пустые пакеты от сухих завтраков, грязные чашки. В зеркало она не смотрелась пару дней, но догадывалась что на голове у нее гнездо, а лицо раздулось как подушка. Как Ральф догадался?
— Я не сижу в кровати и не жалею себя, — буркнула она после паузы.
— Тогда сейчас же впусти меня в квартиру.
Мира обреченно вздохнула. Из всех троих, Ральф — самый невыносимый. Она выползла из кровати и поплелась к входной двери. За ней и правда стоял беззаботный Рэннальф, но рядом с ним был еще и спокойный Гаррет. Практичный, замечательный, не выражающий никаких эмоций Гаррет с пакетами, полными продуктов. Ральф, не дожидаясь приглашения, протиснулся мимо сестры в квартиру, проследовал в спальню и громко присвистнул.
Гаррет же дождался, когда Мистраль отступит в сторону, твердой походкой прошествовал к пустому холодильнику и стал молча разгружать в него пакеты.
Из спальни вернулся Ральф, с полным мешком (где он его взял?) упаковок и оберток, в свободной руке он нес столько грязных кружек, сколько смог захватить. Мира так и осталась стоять возле входной двери, безмолвно глядя на команду уборщиков. За спиной у нее открылась дверь, и она почувствовала, как над ней нависло что-то большое. Там стоял Иден в форменной синей куртке аварийно-спасательной службы со светоотражающими элементами. Он держал в руках вешалки с одеждой.
— Я зашел в прачечную, они сказали, что ты давно не забирала свои вещи, — прогудел он своим баритоном.
Это стало последней каплей, точнее последней каплей на сегодня, потому что за последние дни последних капель было много. Мистраль прошла по комнате, упала на диван и разрыдалась. Как же она любила их троих. И Шейна. Но на данный момент их троих все-таки чуточку больше.
Гаррет сделал вид, что ничего не произошло и стал загружать посудомойку, Рэннальф снова скрылся в спальне, а Иден бросил одежду на пол, сел рядом с сестрой и обнял ее за плечи своей огромной лапищей.
— Я все испортила, — хлюпала носом Мира. — Все было так хорошо, а я все испортила.
Ее лицо снова сморщилось, и она ткнулась лбом в грудь Идена. Он был самой удобной подушкой для слез во всем мире.
Гаррет включил чайник и насыпал кофе в четыре чашки, Рэннальф заканчивал со спальней, оттуда послышались звуки улицы: видимо брат проветривал комнату. Когда Ральф вышел из спальни, Рет поставил на столик в гостиной полные чашки, и они вдвоем уселись в кресла по бокам от дивана. Мира последний раз всхлипнула, отстранилась от Идена и сложила руки на коленях.
— Вы у меня самые лучшие, — выдавила она.
— Мы это знаем, — сообщил Ральф, потянувшись к одной из чашек. — Что ты собираешься делать?
Мистраль печально пожала плечами.
— Ничего. Жить дальше. Я наделала столько глупостей, что назад дороги нет.
— Ерунда, — пробурчал Иден, тоже взял кружку и откинулся на спинку дивана. — Ему сейчас не лучше, чем тебе.
— Ты не можешь этого знать.
— Могу.
— Иден ударил Шейна в лицо, — сухо констатировал Гаррет.
— Что? — потрясенно уставилась на младшего из братьев Мистраль. — Ид, как ты мог?
— Все нормально, — как ни в чем ни бывало пожал плечами Иден. — Потом мы вместе пили пиво. Он еще держится только потому, что на него свалилась куча работы: презентации, авторские чтения. Если пропустит что-нибудь, то придется платить неустойку. Но как только все это веселье закончится, он наверняка уйдет в запой.
— Так что оторви себя от кровати, приведи в порядок и исправь все, что натворила, — важно добавил Ральф.
Мира широко распахнула глаза.
— Но как я это сделаю?
— Эту проблему тебе придется решать самой, — невозмутимо ответил Гаррет. — Мы не можем все делать за тебя.
Иден распахнул куртку и достал из внутреннего кармана какой-то сверток.
— И вот еще что, — сказал он, протягивая его сестре. — Он просил передать тебе. Сказал, что ему это все равно не нужно.
Мира развернула грубую упаковочную бумагу и в ее руках оказалась мягкая вязаная бирюзовая шапка с помпоном, а на пол к ее ногам упали такие же перчатки.
У Шейна были паршивые дни. То есть паршивыми они были и раньше, но сейчас стали еще хуже. Он страшно устал. Он постоянно чувствовал себя так, будто сутками разгружал вагоны с углем. От натянутой улыбки болели скулы. Неужели никто не видел, что в мешках под его глазами можно хранить зерно? Очевидно, нет. А если и видели, списывали это на бессонные ночи за написанием шедевра.
Шейну надоело снова и снова вслух зачитывать отрывки, снова и снова переживать моменты, которые теперь остались в прошлой жизни. Он устал выслушивать напыщенные хвалебные речи мужчин и восторженный визг женщин. В другое время, с другой книгой Шейн купался бы в лучах славы, но сейчас он в них тонул, и не мог спастись.
Очередное авторское чтение в одном из книжных магазинов Ислингтона перетекло в автограф-сессию. Очередь людей делала несколько изгибов и, казалось, никогда не закончится. Шейн брал книгу, спрашивал имя поклонника и ставил на внутренней стороне обложки подпись с широким росчерком. И, конечно, вымученно улыбался. Люди называли его улыбку романтичной. Женщины не переставали западать на эту улыбку, каждая считала себя той особенной, которая сможет зажечь свет в сердце меланхоличного автора. Какая самонадеянность с их стороны.
Наконец автограф-сессия подходила к концу, толпа поклонников уменьшалась, пока в зале не осталось три особенно настырных человека. Две девушки и парень дожидались Шейна, видимо, чтобы навязаться в сопровождающие. Ну конечно, только этого ему и не хватало. Шейн надел пальто и вышел из магазина, на ходу заматывая шарф. Поклонники нагнали его и остановили на улице возле входа, чтобы еще раз выказать свое восхищение.
Шейн слушал их вполуха, оглядываясь по сторонам в поиске путей к отступлению, и тут его взгляд упал на девушку в яркой бирюзовой шапке и таких же перчатках. Она стояла немного поодаль, прислонившись к стене книжного магазина, в распахнутом пальто, грубых ботинках на тракторной подошве, со стаканчиком кофе в руках. Сердце Шейна пропустило удар. Он узнал ее сразу.
