— Да.
— И именно поэтому так старательно набирала новых жнецов.
— Но нам нужны…
— Нет. У нас уже гораздо больше сил, чем нужно. У нас тысячи жнецов и миллионы серых людей. Матушка Роза никогда до конца этого не понимала. Или намеренно игнорировала. Она не хочет отнимать жизнь у людей.
— Почему? — спросил брат Питер, ужаснувшись одной лишь этой мысли.
— И потому набрала так много жнецов.
— Но… почему?
Святой Джон улыбнулся.
— Она жаждет захватить мир, сын мой, — произнес он. — А затем собирается им править.
Брат Питер покачал головой:
— Но она понимает тьму. Она верит…
— Неужели ты думаешь, что Иуда верил в сына божьего? Неужели ты думаешь, что те люди, что влетели на самолетах в башни-близнецы в Нью-Йорке, или те, кто обвешивал себя взрывчаткой, верили в своего бога? В любой религии есть паршивые овцы, и так было всегда. — Святой Джон вздохнул. — Матушка Роза очень тщательно отбирала своих приближенных жнецов. Брат Алексий, брат Симон… другие. Это слабые люди, считающие себя сильными, но которые предпочитают остаться здесь, а не соединиться с тьмой. Она сделает их своими военачальниками. Вероятно, они преданы ей до глубины души. Некоторые из них абсолютно потеряны. Другие… что ж, коррупция всегда существовала в любой религиозной организации. Коварные люди, использовавшие в своих целях истинную веру других. Матушка Роза использует все — веру, убеждения, жадность, любые инструменты, которые сможет отыскать, и с их помощью, вполне вероятно, сумеет завоевать любое поселение или крупный город в этой стране. И создаст на этой земле собственное королевство.
Он указал на пустыню.
— И я подозреваю, что она жаждет сделать Убежище своим Камелотом
[10], средоточием власти.
Брат Питер сник.
— Значит… мы проиграли?
Святой обернулся к нему, на его лице застыло выражение нежности, но глаза горели страстным огнем:
— Нет, сын мой, и даже не думай усомниться. Матушка Роза не знает того, что знаем мы. И в своей гордыне она сама подставляет нам горло.
Из дневника Никс:
«Умный воин»
Том не был любителем цитат военных деятелей, но все же у него выло два любимых высказывания.
«Si vis pacem, para bellum» — цитата из трактата «Краткое изложение военного дела», написанного в IV веке военным историком Публием Флавием Вегецием Ренатом. Это изречение переводится как: «Хочешь мира — готовься к войне».
Том сказал, что лучший способ избежать нападения — стать гораздо сильнее своего противника. Или что-то в этом роде. Я никогда не слышала о том, чтобы самурая или вооруженного солдата пытались ограбить.
Другая фраза принадлежала самураю: «Мы тренируемся тысячу часов, готовясь к единственному моменту, молясь, чтобы он никогда не настал».
И я это отлично понимаю.
61
Чонг долгое время качался на волнах необъятного океана боли.
Часы, дни, недели… возможно, годы.
Время больше не имело смысла.
А затем он услышал голос:
— Ты живой, парнишка?
— Не называй меня… парнишкой, — хрипло пробормотал Чонг.
— Я хочу, чтобы ты проснулся, — сказала Бунтарка. — Нам надо поговорить.
Чонг медленно открыл глаза. Он лежал на здоровом боку, и ему пришлось приподняться и взглянуть через плечо на Бунтарку, сидевшую на корточках рядом с ним. Она разглядывала рану в том месте, где стрела вышла из тела. Когда Чонг бросил взгляд на то место, где стрела вонзилась в его бок, то увидел лишь черно-красное месиво ожога.
Он знал, что рана будет болеть, и боль действительно беспокоила его. Кожа вокруг ожога опухла и покраснела. Чонг ощущал жар, словно пламя раскаленного клинка разошлось по всему телу. Пот лил с него ручьем.
— Я паршиво себя чувствую, — сказал он.
Бунтарка несколько раз глубоко вздохнула.
— Ну, вот в этом все и дело, — начала она. — Возможно, у нас проблема.
— Правда? Проблема? — Он вскинул бровь. — Что-то серьезнее, чем стрелы, ожоги, армия убийц и конец света?
Но она не улыбнулась.
— Бунтарка?..
Вместо ответа она взяла наконечник, который сумела открутить от стержня стрелы. Понюхала его и еще больше помрачнела. А затем взяла колчан и принялась изучать наконечники, пропитанные чем-то черным.
— О черт… — прошептала она.
— В чем дело? — спросил Чонг. — Что-то не так? Это яд?
Бунтарка обошла его и опустилась на корточки так, чтобы он мог видеть ее лицо. В ее глазах застыл страх, она напряженно поджала губы.
— Это яд? — повторил Чонг.
— Нет, — едва слышно откликнулась она. — Не думаю, что нам настолько повезло.
— А что тогда? Рана выглядит не так уж плохо.
— Ты не видишь ее с другой стороны. Кожа вокруг раны выглядит очень странно. Она почернела, и от нее начинают расползаться темные изогнутые линии.
— Боже, — воскликнул Чонг, ощутив подступающую панику. — Это заражение крови! Ты хочешь сказать, что у меня заражение крови?
Немного помолчав, Бунтарка ответила:
— Думаю, это кое-что другое. Эти линии черные, а не красные.
— Но…
— У тебя жар… но кожа ледяная на ощупь.
— Значит, у меня шок. У тебя есть что-то вроде одеяла или…
— Нет, — ответила она. — Это не шок. Думаю, мы заработали кое-что другое. И, возможно, не сумеем с этим справиться.
— Что это значит?
— Эта черная липкая мазь, которой смазаны наконечники стрел? — Бунтарка поднесла стрелу к его носу. — Скажи, чем пахнет?
Чонг пристально посмотрел ей в глаза. В ее взгляде застыла обреченность, и потому он помедлил, прежде чем взять стрелу. Но не торопился обнюхивать ее.
— Ты ведь уже знаешь, в чем дело, — тихо сказал он. — Не так ли?
Бунтарка кивнула.
Чонг на мгновение закрыл глаза. Но вместо блаженной темноты вокруг тут же заплясали ярко-красные молнии, освещавшие мрак, опустившийся на его душу.
А затем он открыл глаза и осторожно понюхал стрелу. И почувствовал то же, что и Бунтарка.
— Нет! — воскликнул он, словно повторив ее слова. Но от такого нельзя было просто отмахнуться.
Бунтарка промолчала.
