Словно волю бога можно так легко игнорировать.
Это разозлило святого Джона. Он чувствовал, что это проявление неуважения к важности его миссии. Это казалось вызовом, хвастовством. Или приглашением доказать каждому грешнику за этими хрупкими стенами, что волю Танатоса — слава его тьме — нельзя игнорировать.
Он открыл глаза и снова взглянул на табличку, чтобы насладиться моментом. Это не был один из знаков напечатанных машиной. Это была вывеска, сделанная от руки на пустой скобяной лавке, стоящей у обочины четырехполосного шоссе.
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ХЕЙВЕН
НАС 5219
ПРИХОДИТЕ С МИРОМ,
ПОКИДАЙТЕ С ПРОЦВЕТАНИЕМ
ПУСТЬ БОГ И АНГЕЛЫ ЗАЩИТЯТ ВАС В ДОРОГЕ
Дорога шла вниз по склону около километра и останавливалась у ворот сетчатого ограждения. Святой коснулся серебряного свистка, висящего на шее.
— Добро пожаловать в Хейвен, — прочитал вслух святой Джон, наслаждаясь каждым слогом.
Он поднял свисток к губам.
Он призвал не армию жнецов.
Ответом на его зов стал оглушительный стон голода, гром которого прокатился по холму к металлическим воротам.
57
Когда зомы отошли к дальнему концу аэродрома, Джо сказал Бенни и девушкам следовать за ним и провел их мимо лаборатории и первых двух ангаров. Гримм бежал рядом с ним, и его броня щелкала на каждом шагу: пес продолжал кидать сердитые взгляды на сирены и зомов. Крепкий забор из сетки-рабицы создавал безопасный коридор между зомами и ангаром. Рама забора стояла на колесах, поэтому всю конструкцию можно было переместить для самолета и другого транспорта. Главные двери ангара закрыты, но Бенни увидел, что ворота поменьше приоткрыты, и он захотел заглянуть внутрь.
Первый ангар был заполнен частями сломанных машин: вертолетов, маленьких самолетов, танков, бронемашин, джипов, армейских вездеходов и мотоциклов. Все они были разобраны, а некоторые части отсутствовали. Ничто не казалось целым, все было старым.
— Что это? — спросила Никс, склонившись рядом с Бенни, чтобы взглянуть.
— Мусор, — сказал он.
— Где все остальное? — продолжила девушка. — Я думала, что они заново строят машины.
— Похоже, что разбирают.
Они поспешили к остальным, но снова остановились у второго ангара. Здесь располагались ряды квадроциклов камуфляжного цвета. С больших рабочих столов свисали неизвестные детали двигателей. Рядом находились сундуки с инструментами на колесах, схемы машин были приклеены к стенам. И снова здесь витал запах опустелости. Словно работу над восстановлением машин забросили. Недели или месяцы назад.
— Где солдаты? — спросила Никс. — И техники? Монахи говорили, что здесь больше двух сотен людей. Мы, возможно, видели десять солдат и капитана Леджера. И слышали три-четыре разных голоса во время интервью в тамбуре.
— Я не знаю, но это меня пугает, — признался Бенни. Никс кивнула, но казалось, это больше чем пугало ее. Казалось, это ее глубоко ранило.
— Пойдем, — сказала девушка, и они поспешили прочь.
Джо и Гримм остановились у входа в третий ангар. Дверь поменьше была приоткрыта, но он застыл перед ней.
— Я знаю, ребята, что у вас миллионы вопросов по поводу того, что здесь происходит, — начал он.
— Может, два миллиона, — сказала Бунтарка, — и это только у меня. Рыжая там записывала в свой журнал вопросы, и у нее каждая страница заполнена с обеих сторон.
Никс кивнула.
— Я просто с ходу могу задать несколько сотен тысяч, — сказал Бенни. — Есть шанс, что мы получим какие-то ответы?
— Происходит то, о чем вы не знаете, — сказал Джо, — многое из этого — секретная информация.
— Почему? — резко спросила Лайла.
— Потому что военные любят хранить свои дела в тайне.
— Почему?
Джо улыбнулся.
— Потому что секретность вызывает зависимость. Это стало проблемой с тех пор, как люди захотели править миром. Конечно, правительству нужно хранить пару секретов. Но слишком часто люди в правительстве заблуждаются, думая, что, если они знают нечто, чего не знают другие, то становятся могущественнее. Такой тип мышления вызывает у них презрение ко всем вне их круга. Оно рождается из убеждения, что их собственная власть прямо пропорционально зависит от прозрачности их действий. Поэтому секреты становятся валютой, которая покупает им членство в клубах, таких эксклюзивных, что их планами не делятся, и ценность того, что они хранят, измеряется только самим человеком, — он сделал паузу. — Понимаете?
— Да, — сказал Бенни.
— Однако есть еще кое-что, — сказал Джо. — Жадность и чувство неполноценности не единственные причины, почему люди хранят секреты. Иногда они прячут вещи — информацию, правду, себя — под покровом тайны, просто потому, что боятся.
— Боятся чего? — спросила Лайла.
— Вас, — сказал Джо. — Все, имеющие доступ к власти, все, кто хранил хоть какие-то секреты, все, кто участвовал в управлении миром до Первой ночи, в ужасе от вас, ребята.
— От нас? — спросила Никс.
— Не только от вас четверых — от всего вашего поколения. Вы пугаете их до смерти.
— Но… почему? — спросил Бенни.
— Есть три причины, — сказал Джо, и начал загибать пальцы. — Потому что вы хотите знать правду. Потому что вы в итоге узнаете правду. И потому что вы заслуживаете правды.
Бенни посмотрел мимо него на открытую дверь.
— Какую правду, Джо?
Рейнджер ничего не сказал.
— Вирус «Жнец», — тихо сказал Бенни. — Есть разные теории о том, как все началось. Новый вирус…
— Радиация из упавшего космического зонда, — заметила Никс.
— Гнев бога, — добавила Бунтарка.
— Нечто, случайно выпущенное из лаборатории, — сказала Лайла.
Бенни закрыл глаза.
— Ничто из этого не является правдой, да?
Когда он открыл глаза, то увидел взгляд Джо, полный такой глубокой печали, что его сердцу стало больно.
— До Первой ночи, — сказал рейнджер. — Я провел всю взрослую жизнь, работая на правительственную организацию, которая делала лишь одно: мы охотились на людей, желающих уничтожить мир. Террористов, религиозных экстремистов, настоящих сумасшедших ученых, людей из правительства, слетевших с катушек. Снова и снова я вел хороших мужчин и женщин в битву, чтобы помешать выпуску оружия, которое приблизит конец света. Я выигрывал каждый раз. И потерял множество друзей по пути. Даже потерял первую женщину, которую действительно полюбил. Мое тело покрыто шрамами от ран, полученных при исполнении долга. Мы с моими ребятами иногда были единственным, что стояло между миром и концом. Звучит грандиозно, да? Но так и было, — он вздохнул.
