— Мне было бы приятно, но сойдёт и так. Я не привередлив в плане женщин: главное, чтобы не брыкалась, а внутри была горячей и влажной, — от его мерзкой улыбочки мороз по коже. Кевин в самом деле родственник тихого и деликатного Дона? Или мой фэйри тоже умел быть таким же жёстким?
И дальше спокойно выносить речь Кевина было почти невозможно. Поэтому я встала и подошла к большому панорамному окну, отодвинула штору и поглядела на мир за стеклом. Дождь лил так, что прибивал к платам террасы размашистые листья стоящих там растений, топил все в воде и серости, лишал веры, что когда-нибудь вернётся солнце.
— С таким подходом, ваша женщина не обязательно должна быть живой, мистер Хэйс, — все же ответила я. — И менять размер груди ей можно будет под настроение.
— Я пришел к тому же выводу, когда бывшая нарисовала себе синяки и обвинила меня в насилии, чтобы на волне разгоревшегося скандала заполучить выгодный контракт. С тех пор предпочитаю договорные отношения с надёжными партнёрами, а не всю эту любовную чушь. Но я не полный мудак, поэтому рассмотрю все твои пожелания насчёт переделок моей внешности.
И подмигнул. Нет, пожалуй, пожеланий у меня не было, Кевин и так выглядел неплохо, в теории мы могли поладить. Если бы не его слова о том, что иначе я останусь без ребенка.
— Чтобы ты поняла, Хелен, я описал всего лишь одну из возможных схем. Так могу поступить я или любой другой мудак, который задурит тебе головуя женится и решит прибрать к рукам компанию. Нашу с Доном компанию. А мы слишком долго стоили ее, чтобы так просто отдать, поэтому можешь забыть о честной игре и том, что твое мнение интересно кому-то кроме мамы.
Кевин развел руками, будто извиняясь. Кажется, даже в его глазах промелькнуло что-то такое… непонятное. Тень сожаления или извинений, которую, скорее всего, выдумала я. Как Дон мог втянуть в эту историю нас с малышом? Зачем?
- Но если мы поладим и договоримся обо всем, — Кевин подошел ближе и похлопал меня по плечу, слишком надолго задержав взгляд на расползающихся полах халата, — обещаю стать неплохим мужем. И грудь… к дьяволу ее. Ты и так неплохо выглядишь, ноги так просто великолепны. Фитнес? Танцы?
— Не изучили мое досье? — я повернулась так, чтобы смотреть ему прямо в глаза. — Неосмотрительно, мистер Хэйс. Это помогло бы вам удержаться от необдуманных угроз. А пока простите, мне нужно одеться к ужину, и вряд ли дородовый бандаж также сильно взбудоражит вашу фантазию, как мои ноги.
* * *
После смерти Дона он почти не выходил из комнаты. Об этом знали, готовились, но до того самого дня, когда позвонили из больницы, Десмонд все ещё верил в чудо.
Вначале он похоронил брата и невестку, после, за три года — жену, отца, любимую девушку, а теперь ещё и сына. Из всей огромной семьи Хэйсов в живых остались только они с Кевином. По одному мужчине в поколении доживает до двадцати пяти — старое проклятие, плата за капиталы, добытые не совсем честно. Злая ирония заключалась в том, что к самим деньгам Десмонд так и не прикоснулся, зато сполна настрадался от их темной ауры.
Сегодня должна была приехать та самая русская, которая носит ребенка Дона. Которая носит его внука. Но сил встать и выйти к ней не было. Все дни Десмонд дисциплинированно просыпался в семь ноль-ноль, приводил себя в порядок. просматривал новости, особенно те, что касались мира скачек и компании Хэйсов, включал какой-нибудь сериал и выключал его вечером. Ел он только тогда, когда об этом напоминала Эмма. Выходил в коридор, когда появлялась неугомонная Шивон и просила освободить помещение для горничных. Вспоминал об окружающем мире, только когда тот нагло вторгался в его собственный, как случилось сейчас.
Кевин в своей привычной манере влетел в комнату без стука, рухнул на кушетку и уставился куда-то за окно, чтобы шокировать рвущимися с языка глупостями:
— Дорогой дядюшка Десмонд, мне нужен твой член. Желательно — в комплекте с твоим обаянием, харизмой, бицепсами и языком, который умеет молоть любимые женщинами глупостями. В общем, ты должен потрудиться на благо семьи.
— Ты первый Хэйс, который признал, что я могу быть полезен, пускай и в качестве говорящего члена.
— К делам бы я тебя не подпустил, здесь без обид, — Кевин развел руками и все же соизволил сесть. — Но всего-то и нужно, что охмурить русскую стерву, жениться на ней, усыновить юркий сперматозоид твоего юркого сперматозоида и вернуть в семью компанию и прочие капиталы. Ты же представляешь, о каких суммах идет речь?
Десмонд представлял, оба раза, когда приходил на оглашения завещаний, он готовился заполучить все эти активы себе, планировал, как распорядится ими, как будет управлять, как умножит и что это его имя впишут в список богатейших людей страны. Но вначале отец, чокнутый старикашка, поделил все между внуками, оставив большую часть Дону, меньшую — Кевину, а родному сыну — всего-то пожизненное содержание. Даже лошади, его лошади, заботливо выбранные и купленные, часто с большими проблемами, те самые, за которыми Десмонд ухаживал и которых любил, перешли Дону.
А после и сын, единственный и любимый, повторил поступок деда — передал большую часть наследства малознакомой русской, а меньшую — Кевину. Да дьявол их всех дери, если бы Десмонд и решился охмурить русскую, то женился бы на ней только в своих интересах. Ему скоро пятьдесят, жизнь и так стремительно проносится мимо, надеяться на то, что в дальнейшем все наладится — уже глупо, нужно действовать сейчас. Но Кевин не был бы Кевином, если бы предложил что-то просто так.
— Почему сам не женишься? — Десмонд понимал, ради денег племянник готов на многое, значит где-то в истории со свадьбой есть подвох. — Или она такая страшная?
— Эта Хелен вполне ничего, ладненькая такая. Хотя ты же по малолеткам, — скривился Кевин и почесал подбородок, разглядывая Десмонда, как перед покупкой. Впрочем, Кевин делал так всегда и со всеми. — А я, к сожалению, случайно забыл дома свою маску милашки, поэтому Хелен всерьез считает меня корыстным мудаком. Хитрая стерва, мне она даже нравится. С такой станется вышвырнуть все наши миллионы на благотворительность и сбежать в Россию. Помни об этом, дядюшка. Также помни о том, что если разорюсь я, то платить содержание тебе станет некому. А дорогих тебе лошадок я продам первыми, как самый капризный и непостоянный из активов.
* * *
После разговора с Кевином у меня будто вынули кости, лишили последних сил и воли. Выйти из комнаты казалось почти невыполнимой задачей, но остаться — значило бы признаться в своей слабости, сейчас близкой к отчаянию. Может в самом деле сбежать? Пока никто не запер в комнате и приковал к изголовью кровати, чтобы капиталы Хэйсов точно не ушли в чужие руки.
Я с трудом надела свитер и брюки, затем нашла в сумке смартфон и набрала номер российского посольства. Как оказалось, там уже знали мою историю и не отказали в общении. Особенно после рассказа, что собственный миллион я хочу потратить на организацию небольшого центра русской культуры в окрестностях Дублина. Чтобы за символические деньги обучать всех желающих нашему языку, балету и особым техникам росписи. И не отказалась бы от человека, который поможет разобраться со всеми формальностями, в том числе — с наследством Дона. В конце же попросила держать связь через номер особняка Хэйсов, потому что мой собственный смартфон барахлит в последнее время. Надеюсь, слуги здесь достаточно общительны и преданы Кевину, чтобы рассказать о звонке из посольства.
