Ноги сами вели меня. Я не знала куда, но упорно петляла по узкой тропке, будучи уже далеко от тропинки главной. Вроде бы, не дремучая чаща, но на карте эти места отмечены не были.
Остановилась. Остановилась, прислушалась и поняла, что всё это время двигалась в направлении тихого шепота. Неразборчивого, но раздававшегося и в пространстве, и в моей голове одновременно. Отдававшегося эхом в сознании и зовущего меня продолжать путь.
И я продолжила. Шепот усиливался по мере приближения к источнику, но шаг я не прибавляла. Слишком страшно, слишком ненормально… тревожно. Ноги заплетались, спотыкались о выступавшие коряги. Длинный белый подол цеплялся за ветви, но я аккуратно освобождала его из плена и следовала дальше за шепотом, который, хоть и становился громче, но оставался таким же неразборчивым.
Не один голос звал меня. Целая толпа, состоявшая из сотни, тысяч. Различный тембр, тональность. Мужчины, женщины, дети, старики.
Кому принадлежал шепот, я поняла сразу, как только вышла на большое ромашковое поле. Белое море раскинулось передо мной. Прекрасное, благоухающее и… шепчущее.
А в самом центре этого поля, в позе лотоса и закрыв глаза, сидел Заяц. Длинное левое ушко подрагивало, лицо — умиротворенное и с легкой улыбкой на губах.
— Заяц… — тихо позвала я, и оборотень приоткрыл один глаз. — Заяц… — повторила, а в уголках глаз уже начали скапливаться слезы.
Парень вопросительно склонил голову набок, ушки смешно наклонились в ту же сторону, но мне вовсе не было смешно. Мне было жутко до дрожавших рук, холодно до мелких мурашек по коже и отвратительно до тошноты.
Я не могла не прийти сюда. Просто не могла. И вот я здесь, несчастная и проклятая. Где же твоя смелось? Что от нее осталось? Ничего?
Ноги все-таки не выдержали тяжести осознанного, и я упала на коленки. Слезы градом посыпались из глаз, но останавливать их не пыталась. Не получится.
Почему я? Почему так быстро? Почему в ромашку? В долбанную ромашку, мать его, почему?! Даже если бы я начала обращаться в зверя, мне было бы не так больно принять этот факт, но в цветок! На стебельке, с лепестками, никчемный!
Заяц продолжал сидеть на своем месте, однако, несколько изменившись в лице. Уголки его губ опустились, брови печально сдвинулись. Догадался о причине моего появления здесь и происходившей истерике?
— Ромашка, — произнес оборотень и я, всхлипнув, задержала не нем взгляд. — Иди сюда, Ромашка.
С запозданием я поняла, что с сегодняшнего утра у меня появилось собственное прозвище. Но лучше бы я оставалась безымянная. Ей-богу, лучше бы безымянная…
Было очень непросто, но на ватные ноги я поднялась. Весь окружавший меня мир заволокло пеленой, потому что слезы продолжали катиться по щекам. По слезинке, одна за другой. Сделала шаг, сделала второй. Как и в подлеске, делала над собой невероятное усилие просто для того, чтобы ходить. А погружаться в пучину мертвого белого моря мне не хотелось еще сильнее, чем приближаться к Сердцу.
Но здесь был Заяц, который одним своим присутствием создавал особую атмосферу безопасности и какого-то… душевного спокойствия. Пусть владелец длинных ушей и был готов припустить при всяком приближении хищника, но не сдававшийся и продолжавший бороться даже при такой непростой жизни.
Когда я сократила расстояние между нами и устало плюхнулась рядом с оборотнем, поджав под себя ноги и стараясь сильно не приминать белые лепестки, Заяц неожиданно положил голову мне на колени. Обнял мои ноги руками и глубоко вздохнул.
А шепот не прекращался. Почему-то мне казалось, что сейчас ромашки шепчутся обо мне, но разобрать что-либо все равно не могла.
— Заяц, — осмелилась я нарушить наше молчание. — Я ведь обращусь, да?
— Если у тебя нет смысла жить, — теплое дыхание обожгло мою кожу. Он почти касался моих коленей губами, — не всё ли равно?
Смысла жить? А в чем же смысл моей жизни?
Прилетевший от самого Сердца ветерок принялся играть с прядями моих волос. Горьковато-сладкий запах смешался с ароматом тысяч ромашек. Запах моего проклятья окружал меня.
Глава 10. Ночь с привкусом волшебства
Указания Праха я слушала вполуха, потому что разум мой до сих пор находился в очень странном состоянии. Состоянии крайней растерянности, отрешенности и фрустрации. И не столько от осознания того, что проклятье мира-пожирателя пришло по мою душу. Скорее из-за слов, сказанных мне Зайцем.
Смысл жизни. Был ли он у меня? Выросла, окончила институт, утроилась на работу. Китайца подержанного купила. Работала всего лишь мелким журналистом и вела всего одну колонку в непопулярном журнале. Если задуматься, то если бы я так горячо желала подняться по карьерной лестнице, то уже давно уволилась бы или настойчиво потребовала бы повышения с угрозой увольнения. Но нет, я просиживала в небольшом офисе редакции «Терра инкогнита» за рабочим столом день изо дня, особо не запариваясь на этот счет. Стоило только задуматься о будущем, и оно представало передо мной размытым пятном, в котором невозможно было ухватиться ни за одно очертание, ни за один силуэт. Я существовала, а не жила и, пожалуй, в жизни моей, действительно, не было смысла.
Как же я буду бороться? Как скоро я обращусь окончательно при таком раскладе?
— Ромашка, ты слушаешь меня? — присела Прах передо мной на корточки, тщательно вглядываясь в мое лицо и стараясь разглядеть хотя бы толику понимания в нем. Тщетно. — Это очень важно. Ты должна внимательно меня слушать, поняла?
Кивнула, устремив взгляд в невидимую точку перед собой.
— Как можно меньше времени проводи на солнце, — четко произнесла девушка, выпрямившись. — И ешь. Ешь побольше, сколько влезет. Мясо, овощи, траву — что угодно, но ты должна есть.
— Ага, — снова тупо кивнула я.
— Пыльца будет образовываться каждую ночь, поэтому с утра первым делом иди мыть голову. Чем ее меньше, тем лучше. Оттягивай обращение. Поняла?
— Ага. — Как болванчик, ей-богу. Или собачка, которая обычно стоит на приборной панели и головой кивает в такт неровностям дороги.
— Я расскажу ей всё еще раз, — подал голос Заяц, сидевший на печке и наблюдавший за лекцией с высоты. — Чуть позже. Когда в себя придет.
— Хорошо, — вздохнув, уселась Прах за стол и подперла щеку маленьким кулачком. — Сейчас это занятие бесполезное.
— Ага, — подхватила я и вновь кивнула.
А Лису я что скажу? Что начала обращаться? Как он отреагирует на такие новости? Он меньше всего задумывался о проклятии, когда тащил меня сюда, закинув на плечо. Сам ведь признавался. И ладно, если бы я начала обращаться в… лисичку там какую-нибудь. Даже в волчицу ничего. Стерпелось бы и слюбилось, никаких проблем. Но в цветок! Вдруг, у него аллергия на пыльцу? О чем я опять думаю?!
— Может, Лиса позвать? — предложил Заяц, качнув ушами. — Расскажем обо всем и ему, если она умолчала.
