«Я глубоко убежден в том, что вы с непреклонной суровостью стремитесь пресекать любые попытки расхищения различных товаров, прибывающих к нам извне. Но то, что я хочу передать под вашу персональную и особую ответственность, это шестнадцать сундуков, принадлежащих великому визирю. Я буду распоряжаться ими единолично, если нам придется продолжить войну против Порты, и рассчитываю, что они останутся в неприкосновенности, если дела вновь начнут налаживаться. Я прошу вас опечатать эти сундуки в присутствии коменданта города и военного комиссара»
.
5 мая, давая указание административному комитету о том, как следует распорядиться захваченными грузами, Клебер вновь подчеркивает: «Среди этих временно секвестрированных вещей находятся шестнадцать сундуков, предназначавшихся великому визирю, которые следует тщательно отделить от остального, чтобы отправить [сюда] под охраной специально назначенного лица и контролем административного комитета»
.
Как видим, французский главнокомандующий отнюдь не был настроен на долгое противоборство с османами, которое оказалось бы неизбежно в случае колонизации Египта, а рассчитывал на то, что «дела вновь начнут налаживаться» или, иными словами, прежние договоренности будут приведены в действие. Поэтому следовало не раздражать великого визиря, что, несомненно, произошло бы в случае конфискации его имущества, а, напротив, продемонстрировать ему свою добрую волю, сохранив таковое в неприкосновенности.
О настрое Клебера на скорейшее замирение с Османской империей (а оно было возможно только при условии эвакуации французов из Египта) свидетельствует и его реакция на предложение Шарля Франсуа Гийома де Шаналейса (Chanaleilles), сделанное тем в письме от 25 апреля 1800 г. Бывший мальтийский рыцарь прекрасно знал геополитическую ситуацию в Средиземноморье и предложил Клеберу самым решительным образом взорвать ее, призвав греческих подданных Османской империи встать под французские знамена и получить за это в Египте землю и освобождение от религиозного гнета
. Если бы Восточной армии предстояла долгая борьба с османами за обладание Египтом, то лучшего средства ослабить неприятеля и увеличить свои силы французам трудно было бы придумать, однако их главнокомандующий имел на сей счет совершенно иные планы, о чем и сообщил 30 апреля в ответном письме Шаналейсу:
«Проект обращения, приложенный к вашему письму от 5 флореаля [25 апреля], является для меня, мой дорогой Шаналейс, новым доказательством вашего усердия и ваших способностей; но принятая мною линия поведения по отношению к Порте, не позволяет мне его использовать. Я хочу сделать так, чтобы вина за последние события пала на одних англичан, и вы понимаете, насколько подобный призыв к бунту противоречил бы тому искреннему желанию сближения Франции и Османской Порты, которое я непрестанно выказываю, и какую выгоду из этого могли бы извлечь англичане»
.
Однако все эти примеры служат скорее лишь косвенным подтверждением того, что Клебер отнюдь не отказался от намерения поладить с турками мирным путем, что, конечно же, было бы совершенно невозможно в случае французской колонизации их бывшего владения. Между тем у нас есть и прямые свидетельства того, что колонизация не входила в планы Клебера: а именно он сам об этом откровенно высказался в конфиденциальной переписке с генералом Мену.
Клебер и Мену
Генерал Мену, «око Бонапарта» в Египте, после подписания Эль- Аришского соглашения, которое противоречило воле его патрона, изложенной в оставленных перед отъездом инструкциях, перешел в откровенную оппозицию к Клеберу. После того как он в ноябре 1799 г., ссылаясь на безденежье, не поехал по вызову генерала Дама в Каир и таким образом уклонился от участия в заключении Эль- Аришского соглашения, раздраженный Клебер оставил его в Розетте продолжать ранее начатую Мену работу над мемуарами об экономике Египта и надолго о нем «забыл».
С установлением перемирия Мену, пользуясь ослаблением английской блокады побережья, 24 февраля 1800 г. поспешил доложить во Францию своему покровителю, что не имеет ничего общего с решением Клебера об эвакуации армии из Египта:
«Мой генерал, не могу выразить ту печаль, которую вызывает у меня недавно принятое решение о полной и безоговорочной эвакуации Египта.
Вы давно знаете мое мнение на сей счет: я всегда рассматривал Египет
как чрезвычайно перспективное владение Французской республики. <...> Таково мое убеждение, но его не разделяет тот, кто командует. Я не хочу вмешиваться ни во что из того, что связано с этими переговорами. Я письменно изложил свое мнение в мемуаре, который представил главнокомандующему, но он мыслит иначе. <...> Не могу выразить свое огорчение. Я думаю лишь о благе моей страны; ей я отдаю все свои физические и моральные силы. Я могу ошибаться, но мои намерения чисты. Если по возвращении во Францию меня сочтут достойным служить Республике, я прошу вас вспомнить обо мне и верить в мое беспредельное усердие и преданность, которую ничто не могло поколебать»
.
Аналогичное по сути, но более короткое по форме послание было отправлено также ближайшему сподвижнику Бонапарта генералу Бертье
.
С прибытием в Египет Латур-Мобура, принесшего Восточной армии известие об установлении во Франции Консулата, Мену 28 февраля вновь обратился к Бонапарту, теперь уже как к Первому консулу, сделав это не просто в подчеркнуто уважительном, а, скорее, в униженно-подобострастном тоне:
«<...> Осуществите свое высокое предназначение, гражданин Консул, сделайте судьбу Франции счастливой: и такой же станет судьба всей вселенной.
Кто лучше вас умеет сражаться и побеждать? Докажите также, что никто лучше вас не умеет править свободными французскими республиканцами.
Если среди всех тех трудов, которыми вы заняты во имя того, чтобы дать мир Франции, а может быть, и всему миру, у вас найдется несколько мгновений досуга, вспомните об одном из тех людей, которых так часто преследует клевета и кто не имеет в жизни иной цели, кроме счастья своей страны и уважения Бонапарта.
P. S. Скажу здесь лишь слово о нашем положении: капитуляция, заключенная с г-ном Смитом и великим визирем, погрузила в глубокую печаль всех тех, кем движет любовь к чести и родине»
.
В тот же день Мену написал в столь же заискивающем тоне коллегам Бонапарта - консулам Ж. Ж. Р. Камбасересу и Ш. Ф. Лебрену, новоиспеченному зятю Бонапарта - Мюрату, секретарю Бонапарта - Ю. Б. Маре и новому военному министру, каковым стал всё тот же Бертье. Поздравив каждого с новым статусом и излив очередную порцию похвал гению Бонапарта, Мену известил всех высокопоставленных адресатов о своем решительном неприятии намерения Клебера вывести французскую армию с негостеприимных берегов Нила:
Камбасересу: «Ничего не скажу вам о Египте. Из официальных депеш вы узнаете о печальном результате этой великолепной экспедиции. Друзья чести и родины стенают».
Лебрену: «Египет, который французы под предводительством Бонапарта с такой славой завоевали, мог и должен был стать великолепным достоянием Французской республики: официальные депеши известят вас о печальном итоге. Не могу передать, сколь велика моя печаль».
