Извещая вас как можно быстрее об указанных обстоятельствах, я снимаю с себя эту обязанность, оставляя на ваше усмотрение предпринять те действия, которые вы сочтете уместными, в отношении османского правительства»
.
Однако в таком виде послание, сообщает Франкини, не понравилось великому визирю, из-за чего и не ушло к адресату в тот же день. Юсуф-паша потребовал снять последний абзац, поскольку из него можно так или иначе сделать вывод, «что англичане устраняются от всего связанного с Египтом, а это противоречит существующему союзу»
. Морье уперся. В бесплодных препирательствах было потеряно еще два дня. Наконец, англичанин сдался, переписал послание Клеберу без последнего абзаца, и оно, по словам Франкини, 2 июня было без промедления отправлено в Каир
. Однако в чьи руки оно там попало?
С уходом командора Смита на «Тигре» к Родосу блокада Александрии на время отсутствия английских кораблей была доверена турецкой эскадре во главе с капудан-пашой Хуссейном, командующим флотом Османской империи. 1 июня Клебер, получив из Александрии от генерала Ланюса сообщение о появлении перед городом 15 турецких кораблей и опасаясь, что это служит предвестием нового десанта, разослал командирам отдельных частей, разбросанных по Дельте, приказы оставить на местах минимально необходимые гарнизоны и двигаться с остальными войсками к Рахмании, где назначил пункт сбора армии
. Генерал Мену, все еще неспешно собиравший в Каире вещички для отъезда в Бени-Суэйф, обратился к главнокомандующему, прося разрешения задержаться в столице в связи с обострившейся военной обстановкой. 2 июня Клебер не преминул воспользоваться благоприятной возможностью вновь ангажировать Мену на пост коменданта Каира, хотя бы временно:
«Вы сообщили мне, гражданин генерал, о своем желании отложить свой отъезд в Верхний Египет до тех пор, пока не завершатся угрожающие нам события. Я, однако, полагаю, что вы не рассердитесь на меня, если я воспользуюсь вашим пребыванием в Каире, а потому отправляю вам приложенный здесь приказ, желая, чтобы с ним согласились. Я даю вам право открывать все письма, которые могут быть мне адресованы в мое отсутствие, а если в них пойдет речь о каком-либо продвижении неприятеля извне, знакомить с ними и генерала Рейнье <...>
.
К письму прилагался приказ о назначении генерала Мену комендантом Каира на период отсутствия главнокомандующего
.
Утром 3 июня Клебер выехал в Рахманию. Два дня спустя он написал Мену с дороги, в частности, следующее: «Никакого десанта еще не было. Между тем установлено, что Капудан-паша находится на борту “Селима”, который сопровождают еще 14 кораблей. Последние новости из Александрии были от 11-го [прериаля (31 мая)]. Поддерживайте спокойствие в Каире <...>, а я постараюсь отправить капудан-пашу той же дорогой, что и визиря»
.
Вскоре, однако, выяснилось, что у капудан-паши нет каких-либо воинственных намерений. Напротив, как следовало из письма генерала Ланюса от 4 июня, командующий османским флотом прислал к нему для переговоров опытного дипломата Исаак-бея, ранее долгое время жившего во Франции и своими манерами буквально очаровавшего коменданта Александрии
. Очевидно, письмо Ланюса попало в Рахманию к Клеберу через Каир, где его в силу имевшихся у него полномочий вскрыл и прочел Мену, поскольку уже 6 июня он спешно написал главнокомандующему, предостерегая от общения с турецким уполномоченным:
«Должен вас предупредить о том, что нужно быть очень сдержанным с Исаак-беем, который действительно провел несколько лет в Париже, куда его привез господин Шуазель-Гуффье, тогдашний посол Франции в Константинополе. У этого человека были неприятности в его стране, где он подвергся преследованиям. Его взял под свою защиту и спас господин Шуазель, увезший его с собою во Францию. Там его [Исаак-бея] привлекательная внешность и весьма гибкий ум интригана обеспечили ему множество галантных приключений. Прекрасно владея французским языком, он предложил свои услуги правительству, обещав тому золотые горы, поскольку один из его друзей, ставший теперь капудан-пашой, начал в ту пору входить в фавор»
.
Мену, похоже, очень не хотелось, чтобы Клебер возобновлял контакты с представителями вражеских держав, поскольку однажды такие контакты уже привели к заключению соглашения об эвакуации, шедшего вразрез с намерениями его, Мену, патрона относительно Египта. Впрочем, Клебер 8 июня поспешил успокоить коменданта Каира:
«Я получил, генерал, пакет, отправленный вами с отрядом дромадеров. Никакой высадки не произошло. Я отправлю генералу Ланюсу достаточные силы для того, чтобы отразить таковую, если она случится, и оставлю резерв в Дельте в районе Рахмании, после чего вернусь в Каир, куда, возможно, прибуду 21-го [прериаля (10 июня)] вечером. Предупредите об этом влиятельных людей города и скажите им: я ожидаю, что к моему возвращению контрибуция будет полностью выплачена, и пусть прекратят испытывать мое терпение.
Я давно знаю о репутации очень любезного интригана Исаак-бея. Не думаю, что в этот раз у него будет возможность использовать свой привлекательный облик и обольстительное красноречие»
.
В тот же день Клебер написал Ланюсу, рекомендовав прекратить всякие разговоры с парламентером
. Означает ли это, что главнокомандующий передумал договариваться с неприятелем? Едва ли. Во- первых, Исаак-бей был не той фигурой, которая что-либо решала. Непосредственными контрагентами Клебера, как мы видели, были люди гораздо более высокого ранга - великий визирь и командор Смит. Во-вторых, договариваться теперь, в отличие от осени, Клебер явно предпочитал лично, не ставя, подчиненных в известность, чтобы, пока нет официального согласия неприятеля на эвакуацию, не ослаблять их боевой дух преждевременными надеждами на скорое возвращение домой. Характерно, что, отправляя в те же дни генерала Сансона руководить оборонительными работами в Александрии, Клебер объяснял ему значимость этой миссии тем, что «Сидней Смит, так же как и великий визирь, делают все, что в их силах, дабы возобновить наступление»
. Едва ли Сансон проникся бы важностью своей задачи, если бы Клебер сообщил ему, что в действительности уже возобновил корреспонденцию и с визирем, и с командором для обсуждения вопроса об эвакуации. Да и к тому же лишние контакты французских военнослужащих с неприятелем, как показали декабрьские события в Эль-Арише, могли быть использованы противником для психологических диверсий. Поэтому в ежедневном приказе по армии от 8 июня Клебер запретил кому-либо из комендантов прибрежных крепостей вступать в прямые переговоры с неприятелем, а послания от представителей вражеской стороны разрешил принимать лишь в Александрии, Розетте и Дамьетте
.
В Каир Клебер вернулся вечером 10 июня. Пришло ли за время его недельного отсутствия письмо Морье? Если оно действительно было отправлено, как сообщил Франкини, сразу же 2 июня, то, учитывая расстояние от Яффы до Каира, за этот срок его уже должны были доставить. Но тогда в чьи руки оно попало? По возвращении в Каир Клебер в своей корреспонденции последующих четырех дней, вплоть до 14 июня, не упоминает о нем ни словом. Если учесть, что Морье в своем послании официально сообщил об устранении всех имевшихся препятствий для того, чтобы политика французского главнокомандующего на возвращение его армии во Францию увенчалась полным успехом, то подобная «сдержанность» выглядит по меньшей мере странно. Поэтому наиболее логично предположить, что письмо Морье Клебер все же не получил. Тому могут быть две причины.
