То, что дружбы у нас не выйдет, стало ясно в первые же дни. Правда, с Ведой мы сделали еще несколько попыток сблизиться, но ничего не получилось. Не было между нами того взаимного расположения или притяжения, без которых невозможно стать друзьями. Что послужило тому причиной — ее сдержанность, закрытость, холодность? Или, может быть… ревность?
Мне пришлось признать, что утро, когда я увидела их с Вороном вдвоем в беседке, разорвало тоненькую ниточку, которая только-только начала завязываться между мной и Ведой. Да, наверно, это было глупо. Ведь он не принадлежал мне, и у меня не было никаких оснований думать, что Веда интересна ему больше. Но я ничего не могла с собой поделать. Кьяра не казалась мне опасной соперницей. Трудно было поверить, что Ворон — с его-то проницательностью и мудростью прожитых лет! — заинтересуется такой пустой и вздорной девушкой. Хотя… может, я недооценивала ее?
Я все время задавала себе вопрос: выбрал ли Ворон кого-то из нас заранее или выбирает только сейчас? Эта неопределенность давила и выматывала. Будь я равнодушна к нему, она не мучила бы так сильно. Ведь он сам сказал: женится на той, которая полюбит его. На самом деле это означало обратное: его женой не станет та, которая не полюбит.
Но вот я влюблена в него и, вероятно, готова полюбить по-настоящему. И какое это имеет значение, если окажется, что ему нужна другая? И что та, другая, тоже любит его?
Второй день бушевала буря. Ветер выл в ущельях, как стаи голодных волков, лил дождь, за окном уже с самого утра было так темно, как будто сразу наступил вечер. Ворон не вернулся из города вчера, и сегодня его тоже никто не ждал. Трудно сказать, кого из нас троих это огорчало сильнее. А Кьяру еще и злило.
Разумеется, до нее доходили слухи, что в глазах обитателей замка она меньше всех подходит правителю в качестве жены. Но хотя бы за столом по вечерам Кьяра могла чувствовать себя самой важной особой. Однако в отсутствие Ворона она оставалась без пары и начинала вешаться на Керта, что наверняка не прибавляло ей симпатий окружающих.
Пока собравшиеся в трапезной ожидали приглашения к столу, я подошла к окну. Ветер почти стих, дождь едва моросил, но я понимала, что Ворон все равно не вернется. А ведь осень еще только начиналась, и впереди были долгие недели ненастья, когда дождь мог лить по несколько дней подряд. От этой мысли стало совсем тоскливо.
Однако стоило нам сесть за стол, слугам — начать разносить блюда с кушаньями, а Кьяре — заговорить с Кертом, как вошедший внезапно герольд объявил о появлении правителя. Удивленный гул пронесся по залу, все поднялись со своих мест.
— Приятной трапезы! — пожелал Ворон, садясь между Кьярой и Ведой, и в этот момент я поймала его взгляд. Похожий на точку в конце фразы…
Глава 25
Почему я так подумала? Наверно, потому, что в глубине души весь месяц сидел страх: кто-то узнает или догадается, что я не Лилла, а Илана. А этот его взгляд — он был таким коротким, холодным, ничего не выражающим. Действительно похожим на точку — на конец всему. Конец надеждам… Но если раньше я боялась за себя, за сестру и родителей, то теперь вперед вышло другое.
Да, за такой обман, скорее всего, мы все попадем в тюрьму. Но даже это не так страшно, как то, что я больше никогда не увижу Ворона. Хотя… наверно, это лучше, чем остаться в замке и видеть его мужем Веды. Или Кьяры.
И снова, как в первый вечер, кусок не лез мне в рот. Но я делала вид, будто ем, старательно улыбалась, отвечала Керту, который интересовался, что я рисую и что читаю. И косилась влево, пытаясь делать это незаметно. Но Керт и Кьяра заслоняли от меня Ворона. К тому моменту, когда начались танцы, я извелась сильнее, чем за эти два дня.
Надо сказать, что ежедневные продолжения ужинов вовсе не напоминали балы. Длились танцы не слишком долго и большим разнообразием не отличались. Гинера, сфорта и еще несколько, придуманных задолго до моего рождения. Иногда вместо танцев устраивали что-то другое. Например, разыгрывали сцены, в которых мог принять участие любой желающий. Или слушали музыку и пение. Однажды Веда пела под игру Кьяры на шестиструнной керали. И тут мне оставалось только пожалеть, что не умею ни того, ни другого.
Первую гинеру мы танцевали, как всегда, с Кертом, второй парой. Установленный порядок соблюдался незыблемо. Кьяра, шедшая впереди, сияла, а вот лицо Ворона выглядело довольно мрачным — насколько, конечно, об этом позволяла судить маска. Но, во всяком случае, губы его были плотно сжаты, в глазах — ни тени улыбки. И мне, как никогда сильно, захотелось наконец увидеть его без маски.
Я часто пыталась представить себе, как Ворон может выглядеть без нее. И даже сделала несколько набросков, которые тут же разорвала и сожгла в камине. Испугалась, что они случайно попадут кому-нибудь на глаза. А еще — все сильнее мучило любопытство, зачем он ее носит. Кьяра призналась нам с Ведой, что спросила его об этом, но он не ответил, заговорил о чем-то другом.
После перехода, когда шеренги сдвинулись, я оказалась в паре с Вороном. Интересно, почувствовал ли он, взяв мою руку, как дрожат пальцы? Я снова пыталась поймать его взгляд, но Ворон смотрел… словно сквозь меня. О чем он думал? О том, когда объявить всем, что Лилла… вернее, Илана Иральда обманщица, — прямо сейчас или подождать до завтра? Я была почти уверена, что дело именно в этом, что он обо всем узнал.
Танец закончился, Ворон поцеловал мою руку, пробормотал требуемую обычаем любезность, и я отошла к окну. Прислонилась к холодному стеклу лбом, пытаясь остудить его, но спрятаться в нише за драпировкой не удалось: ко мне спешил библиотекарь вейр Гаун. Женщин на ужинах всегда было меньше, чем мужчин, и никому не удавалось отсидеться. Я переходила от одного партнера к следующему, неотрывно наблюдая за Вороном. После обязательной для всех гинеры он больше не танцевал. Сидел на своем месте, иногда с кем-то разговаривал. Подошедшему Керту ответил на вопрос кратко, покачав головой.
Время тянулось страшно медленно — как пытка. Я отсчитывала танцы: еще два, еще один. Хотелось поскорее вернуться к себе и дать уже волю слезам. Оставалась последняя сфорта, и я попросила высшие силы, чтобы они послали мне партнером какого-нибудь безобидного старичка, который не будет докучать беседами, а молча потанцует, проводит до комнат и пожелает спокойной ночи.
— Позвольте, вейра Лилла?
Передо мной стояли Керт и… Ворон. Сразу двое. Обычно в таком случае выбор оставался за женщиной, но Керт поклонился Ворону, затем мне и отошел.
Сфорта отличалась от прочих целомудренных танцев тем, что партнеры не только держались за руки, но и касались других частей тела: плеч, талии, вскользь бедер и живота. И даже на мгновения прижимались друг к другу, насколько это позволяли сделать широкие юбки. Я слышала, что в богатые дома сфорта пришла из деревень, где ее танцевало низшее сословие.
Мне не нравился этот танец. Не нравилось, что мужчины жадно касаются моего тела. Особенно Керт — когда он стоял за мной, его рука обхватывала талию, а пальцы сжимали бедро. Но Ворон… он приглашал меня на сфорту трижды, и каждый раз после этого я не могла уснуть, не в силах сладить с отчаянно бьющимся сердцем и… нескромными мыслями.
