— Видите ли, я не могу ничего утверждать до результатов анализов, но уверен, что даже они ничего не покажут. Этот яд не оставляет следов в крови. Но он очень опасен. Мы промыли желудок и приняли все необходимые меры. Но… Я не могу ручаться, что плод не пострадает. Пока он жив, но отравление сильное, и я не могу гарантировать, что…
— Что?! Что ты сказал, повтори! — Валид схватил врача за шиворот белого халата и, пригвоздив к двери реанимационного отделения, оскалился тому в лицо. — Какой плод?
— Отпустите меня немедленно! Что вы себе позволяете? Как это поможет вашей супруге? — возмутился врач, и Валид опустил его на пол. Но не отошёл ни на шаг назад.
— Какой плод? — повторил с нажимом, а доктор поправил очки и смятый халат, при этом на всякий случай отступил в сторону.
— А что, вы не знаете, что значит это слово?
— Ты давай не умничай мне тут! Она что, беременна?! — рявкнул так, что врач от испуга присел.
— Простите, я думал, вы в курсе. Уже около трёх недель.
В принципе, он и так понимал, что ему говорят. Но мозг отказывался верить. Почему сейчас? Сейчас, блядь, когда совсем нельзя!
— Моя жена будет жить? — добавил уже спокойнее, заталкивая гнев поглубже. Не время, не место и не тот человек перед ним.
— Угроза для вашей супруги миновала. Но во избежание убийств в моей клинике и заботясь о здоровье медперсонала, хочу вас предупредить, что не знаю, удастся ли нам сохранить беременность. К тому же, последствия отравления могут быть самыми непредсказуемыми, и я не берусь…
Хаджиев развернулся, так и не дослушав врача, и направился прямо по коридору к выходу. Достал мобильник.
— Ты мне нужен. Немедленно.
— Валид? — в динамике раздался взволнованный голос Шамиля. — Я думал, ты уже не позовёшь… Что-то случилось?
— Быстро ко мне! Бегом! Жду тебя у себя дома!
Остановился, снова обернулся. Медсестра, притихшая за стойкой ресепшена, поглядывала на него из укрытия, как мышь из норы.
— Там в реанимации лежит моя жена. Ухаживайте за ней.
Девка закивала болванчиком и натянуто улыбнулась, а он открыл дверь, впуская из ночного мрака своих людей. Медсестра прикрыла ладонью рот, не издав ни звука, втянула голову в плечи. Крепкие парни по одному прошли через приёмную и в течение нескольких минут рассредоточились по больнице.
* * *
— Валид? Что-то случилось? Где вся охрана? — в дверях появился Шамиль, и Хаджиев поднял на него тёмный взгляд. Смял в руке дымящуюся сигарету и, высыпав на пол табак вперемешку с пеплом, вздохнул.
— Не курил никогда, а тут захотелось. Я слышал, что заядлые курильщики не могут забыть вкус дыма, но я ведь никогда не курил. Странно, да?
— Что с тобой, брат?
Он и сам не знал, что с ним. Не пил ни глотка, а голова кружится от слепой ярости. Хочется глотки рвать и кишки на кулак наматывать, и мысли все о Шах. Вспомнил её, такую бледную, слабую, всю в этих трубках… И что-то внутри взорвалось.
— Мне надо посидеть немного. Подай мне виски. Надо с мыслями собраться.
Шамиль видел, как подрагивают его руки. И очень хорошо понимал, что он сейчас в гневе. Этот гнев не такой, как обычно, когда Валид просто бьёт морду и успокаивается. Такого Хаджиева он видел лишь раз до этого. Тогда земля окрасилась кровью врагов. Что будет сейчас, он не знал.
Шамиль сунул ему в руку бутылку, присел рядом.
— Шахидат?
— Да.
— Что с ней?
— Отравили.
— Что?! — помощник, не поверив, мотнул головой и, приняв бутылку обратно, сделал внушительный глоток. Поморщился. — Надеюсь…
— Она жива. Более того, я знаю, кто это сделал. Саид. Твоя задача найти этого мудака и доставить его мне. Я пока у Шах буду.
— Что? Ты о чём, Валид? Как такое может быть? Саид не мог… Да как бы он это провернул?
Хаджиев презрительно усмехнулся, кивнул куда-то в сторону. И только сейчас Шамиль обратил внимание на женщину, что лежала в луже собственной крови в соседней комнате.
— Привези мне того, кого я всю жизнь считал своим братом. Я хочу видеть его глаза.
* * *
Мне снился страшный сон. Жуткий до невозможности. От страха сводило всё тело судорогой, и я никак не могла очнуться. Хваталась за обрывки разговоров, лучики света, проникающие ко мне откуда-то извне, но не могла никак зацепиться, чтобы вынырнуть из пучины ужаса.
Я видела кровь. Много крови. Целое море. Я тонула в ней и захлёбывалась. И металлический вкус проникал в каждый рецептор, заполнял лёгкие и окутывал собой всё тело.
Я слышала свои стоны, чувствовала на себе чьи-то руки. Они касались меня и обжигали холодом. А потом увидела Валида.
Он шёл ко мне пояс в этой крови, а я тянула к нему руки, умоляя спасти. Но меня уносило волнами всё дальше, и вскоре кровавый омут поглотил моё тело и потянул на дно.
— Валид!
— Спокойно, Шахидат, спокойно, — незнакомая женщина вернула меня на подушку, надавив на плечи. — С вами всё хорошо. Вы в больнице. — Я решила, что она незнакомая, потому что не узнавала её голос. А лицо… Я его почему-то не видела.
— Что со мной? Кто вы? Почему я ничего не вижу?
ГЛАВА 23
Запах клиники вызывал тошноту, и Валиду захотелось открыть окно. Вдохнуть воздуха побольше, потому что жутко не хватало его почему-то. Переступив порог палаты, прошёл к кровати и остановился, бессильно сжимая кулаки. Она смотрела прямо на него, но взгляд был пустым. Совершенно безэмоциональным.
— Привет.
Он не знал, что говорить. Не знал, какие слова нужно сейчас сказать. Всё ещё надеялся, что она сейчас взглянет ему в глаза и выдаст что-нибудь колкое, в своём духе. Чтоб аж до печёнок проняло. Да хоть бы пощёчину ему влепила, он бы и этому был рад.
— Пришёл посмотреть? Да, тебе всё верно сказали врачи. Я не вижу. Ничего, — голос безжизненный, равнодушный. В нём не слышно вызова, как раньше. Словно она уже смирилась.
— Шах…
— Это всё из-за тебя, Валид. Ты… Ты во всём виноват.
Сделал ещё один шаг и, прежде чем она накрылась одеялом с головой, схватил за руки.
— Я знаю, Шах. Знаю. Но мы не должны сдаваться. Я всё исправлю, обещаю тебе, — прижался своими губами к её холодным, почти ледяным. Отвернулась. — Всё исправлю.
— Дай мне развод, Валид. Я хочу, чтобы ты развёлся со мной, — тихий голос задрожал, и на него вдруг обрушилось всё её отчаяние. — Я хочу к своим родителям. Верни меня им. Я ведь тебе теперь не нужна… Такая. Дай мне свободу, Валид.
Кипятком пронеслись по венам её слова, сворачивая и отравляя кровь. И только горечь во рту, как привкус безысходности.
