– Нельзя.
– Почему? – Он даже обиделся.
– Завтра утром едем за город.
– Я тоже? Ну не-е-ет!
– Не на такси же мне ехать?
– Зараза ты, Машка! Во сколько едем?
– Я тебе позвоню.
Поужинав, они разошлись и благополучно легли спать каждый в своем номере.
Утром Лионелле позвонила хозяйка особняка и робким голосом пролепетала, что приедет с рабочим в девять. Лионелла метнула взгляд на часы и поняла, что до встречи остался час. Она тут же позвонила Кириллу и начала собираться.
Уже через полчаса они отъехали от гостиницы и направились в сторону области.
Поездка заняла всего двадцать минут, так что приехали они точно ко времени.
Ольшанский не отказал себе в удовольствии поддеть Лионеллу:
– Аттракцион невиданной пунктуальности.
– Когда нужно, я собираюсь быстро, – сказала она.
– На моей памяти это впервые.
– Много ты видел…
Оставив машину у ворот, они вошли во двор и потом в дом.
Кирилл оценил интерьер:
– Скромненько. С твоим домом не сравнить.
– С твоим тоже.
– Что я… – ухмыльнулся он. – Бедный внук великого режиссера.
– А не надо было проматывать наследство деда.
– Я не проматывал, я наслаждался жизнью.
– Ну да… Где-то я уже это слышала. Ты гедонист?
– И что?
– Успешные люди не бывают гедонистами. Гедонизм – удел неудачников. Чуть что не вышло, не получилось – а буду-ка я гедонистом! Ничего не делаю, потому что не хочу, потому что это не по-гедонистически. А копни поглубже – просто не может.
– Это жестоко.
– Не желаю, чтобы ты уподоблялся творческим импотентам. Ты на целую голову выше. Ты – художник, и замечу, талантливый. Работай, и будет тебе счастье.
– Как все просто. – Кирилл посмотрел на часы. – Где твоя хозяйка? Уже начало десятого.
Лионелла перезвонила по входящему номеру:
– Это Лионелла. Где же вы? Я жду вас на месте.
Уже знакомый нерешительный женский голос ответил:
– Простите, я жду ремонтника. Он скоро будет, и мы подъедем.
– Держите меня в курсе, – предупредила ее Лионелла и, обернувшись, увидела, что Кирилл за ней наблюдает. – Что?
– Ты очень красивая… Каждый раз, когда тебя вижу, вспоминаю об этом.
– Не нужно, Кирилл… Не начинай.
– Бросай своего Льва, – предложил он.
– Это несерьезно.
– Тебя держат деньги?
– Нет.
– А что?
– Я люблю своего мужа и не собираюсь ему изменять.
– Не ври. Твоя верность ему фальшива от начала до конца. По-твоему, уйти от старого мужа, которого не любишь, это безнравственно?
– Прошу тебя, хватит!
Кирилл подошел к ней и решительно взял за плечи:
– Губить свою молодость и мучить меня – вот что безнравственно! – Кирилл говорил ей в лицо и заставлял смотреть на себя.
– Пусти.
– Боишься изменить? А что такое измена? Переспать с любимым мужчиной? Да мы с тобой тысячу раз это делали, когда твоего Льва и в помине не было. – Он взял лицо Лионеллы в руки и прошептал: – Измена – это когда любишь и думаешь об одном человеке, а спишь с другим. Ты не со мной ему изменяешь, а мне с ним. Слышишь?..
Она ответила:
– Слышу. Пусти.
– Прости. – Кирилл поцеловал ее в голову и отпустил.
В этот момент позвонила хозяйка и сообщила, что уже подъехала к дому. Лионелла пошла к двери и, услышав на крыльце голоса, открыла ее.
Перед ней стояла Костюкова, та самая актриса, которую подменила Кропоткина.
– Здравствуйте, – заговорила она. – Ну, вот… Я так и думала, что вы удивитесь, поэтому не стала представляться по телефону.
– Вы знали, что ваш особняк снимаю я? – спросила Лионелла.
– Узнала, когда Лев Ефимович позвонил и назвал ваше имя. Оно у вас редкое, такое встретишь нечасто. Обычно дом сдает муж, но он сейчас в отъезде. – Костюкова прошла в гостиную и, увидев Кирилла, кивнула: – Доброе утро!
Приветствие прозвучало провокационно, словно подразумевало, что прошедшую ночь и утро Лионелла и Кирилл провели вместе.
– Здравствуйте, – ответил Кирилл и, посмотрев на Лионеллу, спросил: – Я могу ехать?
– Пожалуй… – ответила Лионелла и перевела взгляд на Костюкову: – Подбросите меня до театра?
– Конечно, – ответила она.
Кирилл попрощался и вскоре уехал. Рабочий спустился в подвал и, вернувшись, предупредил, что ремонт отопительной системы займет больше часа.
Костюкова усадила Лионеллу на диван в гостиной и по-хозяйски захлопотала:
– Чай или кофе?
– Спасибо, мне ничего. А ведь я не знаю вашего имени.
– Ирина, – представилась Костюкова и села рядом.
– Как ваши дела, Ирина? – спросила Лионелла и сама себе удивилась: обычно она не задавала таких пустых, ничего не значащих вопросов. Но что делать, ей надо было как-то начать разговор.
– Очень хорошо. – Костюкова развела руками. – Вот, увольняюсь.
Лионелла удивилась:
– Уходите из театра? Почему?
– Трудно объяснить Виктору Харитоновичу, что я больше не смогу лечь в гроб и сыграть Панночку. Да и муж говорит: уходи.
– Я понимаю вас.
– В театре на меня смотрят так, как будто я виновата в смерти Кропоткиной. А мне просто повезло больше, чем ей. – Костюкова стиснула руки и прижала их к груди: – Я часто думаю, вот если бы не тот звонок, если бы я пропустила или не услышала его, я бы наверняка умерла. Как это страшно!
– О каком звонке вы говорите? – спросила Лионелла.
– Что?! – испуганно дернулась Костюкова.
– Вы сказали, вам позвонили.
– Я так сказала? Нет! Я не могла так сказать.
– Вы так сказали, – настойчиво повторила Лионелла. – Я это точно слышала.
– Боже мой… – В отчаянии Костюкова уронила руки на колени и взмолилась плачущим голосом: – Умоляю вас, не говорите об этом никому, иначе меня проклянут.
– Сделаю что смогу.
– Это не ответ. Если вы кому-нибудь это расскажете, я погибла…
– У меня нет такой цели. Говорите, кто вам звонил?
Костюкова кивнула и, сдержав дыхание, сделала паузу. Потом снова заговорила:
