– Кто это?
Васильев приподнялся на локте и пригляделся:
– Вроде как привидение. Белый балахон, пятно какое-то на груди…
– Бред. – Митрошников подошел к человеку и приподнял белое одеяние, залитое кровью. – По ногам, говоришь, стрелял?
– По ногам! Честное слово!
– Посмотрим, что это за чудо…
Лионелла опасливо приблизилась к ним и прижалась к стене.
– Геннадий Иванович, будьте осторожны!
Митрошников стащил с человека балахон, и Лионелла непроизвольно вскрикнула:
– Боже мой!
– Гражданка Колесниченко, собственной персоной, – прокомментировал следователь. – Здравствуйте!
Колесниченко приоткрыла глаза и скривилась от боли:
– Мне нужно в больницу, в меня стреляли…
– Зачем в балахон вырядились?
– Мое личное дело! – огрызнулась она. – Больно! В «Скорую» позвоните!
– Артистке Костюковой тоже теперь больно. Зачем вы ее душили?
– Прошу, позовите врача!
– Вы не ответили на вопрос.
– Сама во всем виновата… – Тамара закрыла глаза, ее лицо исказила гримаса страдания. – Пожалела Костюкову, предупредила, чтоб не приходила, все-таки мать двоих детей… Сама идиотка…
– Хотели убить Кропоткину?
– Мне было все равно, кто разобьется, только бы насмерть.
– Вы сумасшедшая.
– А вы как хотели?! – закричала Колесниченко. – Меня лишили сцены! Отобрали работу! Жизнь мою сломали! Я имею полное право сломать жизни им! Магита – под суд, а эту тварь толстозадую – в поломойки! Смерть Кропоткиной – месть этим тварям!
– Возможно, вы хотели отомстить за гибель подруги? – вежливо подсказала Лионелла.
– Я мстила за себя. – Скривившись от боли, Тамара попросила: – Да позвоните же вы в «Скорую»!
Митрошников приказал:
– «Скорую» вызывайте!
– Уже вызвали Костюковой и вашему офицеру, – испуганно ответил Виктор Харитонович Магит.
– Еще одну вызывайте, – сказал следователь. – Неправильно, если их повезут в больницу в одной машине.
* * *
Войдя за Митрошниковым в директорский кабинет, Лионелла увидела заплаканную кассиршу Сироткину.
– Не плачьте! – сказал Митрошников. – Ваша сестра жива. Ее увезли в больницу.
– Что же она наделала… – всхлипнула женщина. – Что наделала!
– О себе теперь беспокойтесь. У вас двое детей!
– При чем же здесь я? – Сироткина вдруг притихла.
– Вы – соучастница убийства.
– Помилуй меня господи! Сестра попросила, я позвонила. Разве звонить по телефону – преступление?
Митрошников сел за стол, Лионелла тихонько опустилась на стул возле двери.
– Рассказывайте! – приказал следователь. – О чем вас просила сестра и какие просьбы вы выполняли.
– Тамара попросила позвонить какой-то актрисе, представиться секретаршей и передать распоряжение этого… – Сироткина замялась, вспоминая.
– Магита, – подсказал ей Митрошников. – Звонили Кропоткиной?
– Кажется, ее звали Карина.
– Кропоткиной, – подтвердил он. – Что конкретно ей говорили?
– Сказала, что ее вызывают на замену заболевшей артистки.
– Ваша сестра объяснила, зачем ей это нужно?
– Сказала, что шутка. В артистической среде часто практикуются розыгрыши.
– С этим все ясно.
– Второй звонок был случайным…
– Объясните.
– Тамара приехала ко мне на обед. Я приготовила борщ, котлеты…
– Это опустим, – остановил ее следователь.
– Сидим, обедаем… А у меня включено радио: бу-бу-бу… бу-бу-бу… Вроде как интервью. Тамара мне говорит: звони! И сует телефон.
– На радио позвонили?
– Да.
– В прямой эфир?
– Сама себя слышала, вроде как эхом.
– Что говорили? Помните?
– Тамара подсказывала, я уж забыла.
– Тоже шутили?
– Тамара любит пошутить. – Сироткина улыбнулась сквозь слезы. – Частенько рассказывала: натянет на себя белый балахон, спрячется в карете, где декорации, а сама через окошко посматривает, кто мимо пойдет. Выскочит, помаячит возле декораций. Ну и все, конечно, пугаются. Смешно рассказывала…
– Зачем она это делала? – жестко спросил Митрошников. – Больная на голову?
– Тамара говорила, что в артистической среде частенько так шутят.
– Как по мне, так шуткой тут и не пахнет. Она скорее запугивала своих коллег, нагоняла на них страху.
– Вы так считаете? – Сироткина махнула рукой. – Да нет же! Тамара всегда была хорошей актрисой, ею и осталась. Всю жизнь что-то играла.
– И доигралась, – тяжело обронил следователь.
– Ей грозит срок? – Сироткина залилась слезами.
– Хватит плакать! Сейчас будем составлять протокол. – Митрошников огляделся и, увидев Лионеллу, прикрикнул: – Вы что здесь делаете?!
– А что? – невинно поинтересовалась Лионелла.
– Попрошу выйти из кабинета! На этом ваша миссия закончена.
Она поднялась со стула, прошла к двери и обернулась:
– А где же спасибо?
Митрошников тоже встал:
– От имени руководства объявляю вам благодарность!
Эпилог
Два месяца спустя
Лионелла ничего не соображала, а только смотрела на свое отражение в зеркале и улыбалась. В ушах все еще звучали аплодисменты и крики «браво». Премьера состоялась, ее восторженно принял зритель, и это был настоящий успех. На поклон выходили двенадцать раз. Лионелла стояла на авансцене, в нее швыряли цветами, и она испытывала опьяняющее чувство восторга.
Лионелла сняла шляпку и надела ее на деревянную болванку, стоящую на туалетном столике.
В дверь постучали, она сказала:
– Войдите!
В гримерку ворвался Магит и бросился к ней:
– Дорогая! Вы – гениальная актриса!
– А вы – гениальный режиссер, – со всей необходимой в таких случаях любезностью ответила Лионелла.
– Поздравляю с премьерой! – Виктор Харитонович поставил на столик два бокала и налил в них шампанского:
– За премьеру! За наш успех!
Они выпили, и в дверь снова постучали.
– Входите! – сказал Магит.
В дверях появился Кирилл и протянул Лионелле букет цветов:
