Конечно, такая жестокость редка и не одобряется. Большинство из нас трепетно заботятся о партнёрах: от этого зависит наше собственное благополучие. Демоны маниакально следят за безопасностью драгоценных душ. И тем не менее люди в Пустоши беззащитны и считаются законной собственностью супругов. А значит, что угодно может твориться за закрытыми дверями домов, — там, где все привыкли жить максимально уединённо.
Тёмные существа не нуждаются во взаимности. Отсутствие голода, избранник, к которому можно прикоснуться, — вот наивысшее счастье для беса. Но мне хотелось не только, чтобы пара меня терпела, и уж тем более я не мог вынести мысли о вероятной ненависти. Я желал пусть не любви — хотя бы принятия и симпатии, однако не представлял, как заключить брак, не превратив нас с Евой в заклятых врагов.
Незаметно подкралось утро. Комната наполнилась серым сумраком. В реальность меня вернул шум работающего во дворе двигателя. Снаружи люди заводили машины, отправляясь по делам. Хлопала дверь подъезда. За стеной на лестничной клетке слышались голоса.
Пора уходить. Разве не безумие часами стоять неподвижно и смотреть на спящего человека?
* * *
В гостиной горел камин. Уходя, я потушил огонь во всех комнатах: дом был тёмен и пуст. Теперь же я слышал треск дров и едва различимый скрип пера по бумаге. Сквозь арку в коридор лился свет. Блики пламени отражались в чёрных досках пола, как в зеркале. В кожаном кресле застыла фигура. Тьма скрывала плечи и голову, склонившуюся над столом. Лист бумаги и рука, сжимающая перо, попадали в островок света от очага. Раздраженный, я остановился рядом с окном, которое изо дня в день показывало одну и ту же туманную серость.
«Стыдись: я делаю твою работу», — сказала Махаллат, не отрывая взгляда от документов.
Слева от её локтя возвышались две высокие башни из картонных папок, готовые рухнуть под своей тяжестью.
— Не стоило. Я бы закончил в срок.
Сестра скептически хмыкнула и тяжело откинулась в кресле:
— Я понимаю, спустя много лет ты обрёл пару. Но, пожалуйста, не забывай о своих обязанностях.
Махаллат устало провела рукой по лицу. Внутри заворочалось глухое чувство вины, когда я заметил, что белки её глаз сплошь покрыты сетью кровеносных сосудов.
— Знаешь, чем я занималась, пока тебя не было? В списках, которые подали жнецы, оказалось на одну душу меньше, чем поступило по факту. Ты, как всегда, отсутствовал, — укоряющий взгляд. — Разбираться со всем этим пришлось мне. Совет жнецов нервничает. Танатос молчит и явно что-то скрывает. Я хотела поговорить с Молохом. Он единственный из верховных богов смерти, с кем можно нормально общаться. Но выяснилось, что его уже неделю нет в Крепости и никто не знает, где он.
— Войны, эпидемии… Мало ли у жнецов работы? — я отмахнулся от её слов. Единственное, что меня занимало, — как, Огненная ночь, заключить проклятый контракт? Ни о чём другом думать и говорить не хотелось.
— Нет, я чувствую: что-то случилось. Ты бы видел, как затрясло Танатоса, когда я запросила информацию о погибшем, которого они не включили в список. Чтобы определить, куда отправить душу, мне необходимо личное дело. В итоге после часа невнятных объяснений мне заявили, что книга судьбы погибшего пропала. Они её потеряли! Теперь у меня на руках неопознанная душа, с которой я не представляю, что делать. И всё потому, что они умудрились потерять дневник! Как такое возможно?
— Считаешь, Совет солгал?
— Уверена. Надо выяснить, что они так скрывают? Почему не хотят показывать дневник? Что особенного в этой душе?
— Если жнецы не захотят, ты ничего не узнаешь.
Махаллат не ответила, опустила веки, и мне почудилось, что она уснула в кресле. Вероятно, так бы и случилось, будь моя сестра человеком. Повисла неуютная тишина. Я стоял у окна, за которым клубился бесконечный туман. Встрепенувшись, Махаллат утомлённо посмотрела в сторону тёмного арочного проёма, не находя сил подняться и отправиться домой, как ей того хотелось. Неудивительно: долгий, выматывающий полёт до Крепости и обратно, разговор с верховными богами смерти, не самыми приятными собеседниками, а потом гора работы, подкинутой бестолковым братом, — такое могло подкосить даже бессмертную.
С глубоким вздохом Махаллат заставила себя встать. Я снова думал о Еве, когда, проходя под аркой, сестра обернулась и, бросив взгляд на моё осунувшееся лицо, сказала:
— Почему бы тебе не обратиться к пифиям?
Глава 2
Накрапывал дождь. Влажно блестела дорога, зажатая приземистыми домами. Тусклый свет пробивался из затянутых бычьим пузырём окон первых этажей. Балконы вторых — почти смыкались над головой, образуя узкий просвет, сквозь который и проникала морось. Оседала на стёклах очков, путалась в волосах, падала на лицо раздражающей паутиной.
Кривая улочка впереди сворачивала во мрак. Молох тенью скользнул в боковой проход, более тесный и тёмный: свет от горящих окон туда не долетал. Под ногами захлюпала грязь. Эта часть дороги вымощена не была. Жильцы ближайших домов сбрасывали сюда мусор, который смешивался с раскисшей землёй, образуя болото из нечистот.
Молох скривился, но двинулся дальше, всматриваясь в темноту. Глаза за стёклами очков зажглись неоновой зеленью. Дорога сузилась ещё больше. Протискиваться между домами приходилось боком. Ментальный след вёл в этот маленький загаженный переулок, и Молох знал, догадывался, что увидит в его конце. К смраду разлагающихся отходов примешивался запах крови.
«Ещё один», — с яростью и тревогой подумал жнец.
В тупике, на куче мусора, лежало выпотрошенное тело. Жирная крыса устроила ни лице покойника пир. На посиневшей щеке подрагивал длинный розовый хвост.
Судя по одежде, убитый был зажиточным торговцем. Его незапланированная смерть вряд ли могла повлиять на ход истории, привести к пространственно-временному коллапсу. И всё же следовало удостовериться. Из внутреннего кармана пиджака Молох достал блокнот. Окинул взглядом чистую белизну листа и аккуратным почерком вывел имя: «Том Стоун». Пустые графы на странице начали заполняться. Так и есть: торговец, владелец мясной лавки. Должен был погибнуть через три года, упав пьяным в канаву и свернув шею.
Молох облегченно вздохнул: три года — небольшой срок, за который не успеет случиться ничего значимого. Однако это была уже девятая преждевременная смерть. Пока им везло. Если в перемкнувших мозгах Росса сохранилась капля благоразумия, он будет выбирать жертвы осознанно, не нарушая цепочку событий, которые важны в глобальном масштабе.
Оставив за спиной боковые проулки с вонючими залежами отбросов, жнец вышел на мостовую, ведущую к ратуше. Длинный шпиль, венчавший одну из башен, рассекал лунный диск пополам. Белёсая мгла прятала звёзды. Молох остановился, чтобы протереть запотевшие на ночной прохладе очки. Погружённый во мрак город спал. Безмолвие нарушили звуки далёкой грозы.
Вдоль пустынной улицы от дома к дому растерянно бродил призрачный силуэт — неприкаянный дух того самого убитого в подворотне хозяина мясной лавки. Путь в иные миры ему был заказан. Молох не мог проводить несчастного ни в рай, ни в ад: официально, на бумагах, Том Стоун был жив. Придётся ему и другим жертвам спятившего жнеца оставаться в этом подвешенном состоянии до тех пор, пока Совет не найдёт способ исправить свои чудовищные ошибки. Никто не должен узнать о случившемся.
