Почему, проклятый Хаос, он не всмотрелся в лицо незнакомки из пустыни внимательнее? Почему не решил разобраться с дневниками раньше? Почему Танатос, самоуверенный идиот, не принял Алую в Крепость? Он просто взял и отправил талантливую ведьму, умеющую разрушать чужие заклятия, восвояси — развивать опасный дар в другом месте. Безумие! Просто безумие!
Задыхаясь после бега, Молох замер на краю ямы и с содроганием посмотрел вниз. Он надеялся найти закованного пленника там, где оставил его год назад, но был уверен, что обнаружит разбитые магические оковы. Он готовился увидеть расстёгнутые, болтающиеся на цепях кандалы, пустую темницу, возможно, насмешливое послание, но не это. Сначала жнецу показалось, что истлевшее тело на дне принадлежит его брату, но потом он заметил не только пустые глазницы черепа и торчащие из остатков одежды кости, но и длинные волосы, алой лентой разметавшиеся по камням.
«Он толкнул её на сталагмит».
Росс сбежал и, судя по состоянию тела внизу, давно. Сколько ключевых фигур в мировой истории он успел за это время убить? Одна-единственная смерть могла полностью переписать события прошлого, изменить настоящее, в котором жили миллиарды людей. Всё перепутать! Обратить в хаос!
Больше нельзя было верить информации в дневниках. Тысячи людей, которые не должны были родиться в этой новой, изменённой реальности, сейчас спали, ели, занимались любовью, продолжая род, прервавшийся несколько десятилетий назад. Стёртые с лица земли города стояли на своих местах. В эту самую секунду в школах изучали войны, которых никогда не было. Где-то покупали книги писателей, умерших во младенчестве, и читали эти несуществующие романы по дороге домой в метро, которое к тому времени не проложили или, возможно, даже не изобрели.
Каждая бессрочно оборвавшаяся судьба создавала цепочку парадоксов, от которых равновесие вселенной трещало по швам, и Молоху делалось дурно при мысли, сколько месяцев синеволосый маньяк безнаказанно творил всё, что вздумается. Если Росс не остановился, если продолжил свою кровавую жатву, то пусть великая Смерть будет к ним милосердна…
Часть III. Верь ведьме
Глава 26
Я устало потёр виски, отрываясь от нудной бумажной работы, которой загрузила меня Махаллат в попытке отвлечь от сводящего с ума ожидания. На столе неаккуратными стопками возвышались отчёты. Башни из идентичных картонных папок. Я пытался сосредоточиться, но грохот сыпавшихся с неба камней отвлекал. За окном как будто развязалась война. Один за другим метеориты величиной с комнату летели в сторону дома и разбивались о купол защиты. Полумрак озарялся вспышками взрывов.
Голова раскалывалась. Буквы и иероглифы расплывались, наползая друг на друга, прыгали перед глазами, даже когда я отрывал взгляд от бумаг. Махаллат ошиблась: работа не спасала от мыслей. Я просто научился себя контролировать. Снова привык к постоянному голоду. А что ещё оставалось делать? Тринадцать месяцев тянулись, как тринадцать веков.
Несмотря на все лишения в Ордене, Ева не спешила возвращаться в супружеские объятия, и, хотя сестра по-прежнему не сомневалась в её решении, меня всё чаще охватывало отчаяние. А что если?.. Нет! Не может быть! А вдруг?..
Недавно я наконец-то её увидел. Мельком. Издалека. Несколько часов полёта над горящей бездной с заходящимся сердцем, чтобы взглянуть и повернуть обратно, пока оставались силы уйти. В сознании клеймом отпечаталась хрупкая фигура в рваной рубахе, сгорбленная под тяжестью массивного камня. Почти сломлена. По всем законам жанра увиденное должно было меня обрадовать, но, вместо предвкушения победы, я ощутил боль и опустошение. Где-то на этой долгой дороге я свернул не туда. Какая из всех моих ошибок была роковой? Возможно, каждая. Я больше ни в чём не был уверен. Рано или поздно Ева ко мне вернётся. Но какой? Сломав её, не сломаю ли я и себя тоже?
Я поднялся из-за стола, всматриваясь в окно. Эта Огненная ночь оказалась короткой и закончилась за пару часов. Пламя слабело, но словно не умирало, а уходило под землю. Ждать своего часа. С неба упали первые хлопья пепла.
Чёрная точка на горизонте приближалась, превращаясь в крылатую фигуру с узнаваемыми чертами. При виде белых волос, развевавшихся на ветру, внутри беспокойно сжалось. Я открыл окно, позволяя Дарку не делать круг.
— Что случилось?
Друг тяжело дышал. Летел сюда из последних сил… Спешил сообщить нечто важное? Важное и неприятное, раз сейчас медлил, словно опасаясь моей реакции. Прежде чем заговорить, демон отвёл глаза. Я же слушал и не верил ушам. Этого не могло быть! Просто не могло!
— Что она сделала?!
Ева! Мерзавка!
Я схватил стул и в бешенстве запустил через всю комнату.
Глава 27
Она проспала десять часов под сенью вековых вязов, в колыбели из мягкого мха. Ветер, убаюкивая, шелестел в кронах, что сплетались над головой тёмным пологом. Деревья охраняли её. Обступали со всех сторон, клонясь ветвями к земле. Между пушистыми стволами, покрытыми мхом, мерцала в лунном свете затянутая тиной вода. Спокойствие болот нарушали только клёкот охотящейся совы, да мерное кваканье ночных лягушек.
Она проснулась ночью, за час до рассвета, в самое тёмное время суток. В длинных волосах не запуталось ни веточки, ни травинки. Ни одно пятнышко не осквернило чистоту её платья. Десять часов земля наполняла усталое тело силой, питала и восстанавливала. Природа заботилась о своих дочерях: самые роскошные кровати не могли сравниться с периной из мха, даровать столь глубокий сон, исцелить, наградить гармонией и спокойствием.
С наслаждением втянув ночной воздух, Маир поднялась со своей зелёной постели. Она чувствовала себя здоровой и полной сил, живой. Лягушки затихли. Где-то в темноте ухнул филин. Кто-то шуршал в листве. На другом берегу болота мышь, спасаясь от совы, зарывалась в нору.
Мох пружинил под ступнями — лучший в мире ковёр. Бесшумная, Маир опустилась на поваленное дерево у воды. Коснулась мутной болотной жижи — и поверхность разгладилась, посветлела, стала несовершенным зеркалом.
Когда-то, тысячи лет назад, Маир была молода, но это время прошло: теперь она древняя ведьма на вершине своего могущества. Её черты заострились. Длинные волосы окрасились серебром. Стали как тот туман, что стелется над болотами на заре. Какими они были раньше? Каштановыми? С лёгкой рыжиной? С красноватым отливом? А может, чёрными, как чешуя подгорных драконов? Демоническая кровь не могла вернуть этим пепельным прядям цвет. Маир не выглядела старухой. И юной девой не выглядела тоже. Но важно ли, какое отражение показывает озёрная муть? Глупцы верят сказкам о том, что ведьмы гонятся за ускользающей молодостью, но эти синие жилки, голубоватые вены, которые то и дело проступают под истончившейся кожей, — неизбежная дань времени — волнуют чародеек постольку-поскольку. Есть нечто более ценное, что крадут у женщин неумолимые годы: они разрушают чародеек снаружи, но быстрее уничтожают их изнутри.
Да и что такое молодость? Недостаток. Отсутствие опыта, неогранённые способности, которые ещё предстоит развить. Юные ведьмы занимают нижнюю ступень в колдовской иерархии. Как и те, чьи лица исчерчены паутиной вздувшихся вен: только одарённые получают доступ к демонической крови.
