Часть страхов рассеялась, когда девушка поняла, что демон тянет её в сторону спальни: то, что творится за закрытыми дверями, остаётся тайной двоих. Мысль не успокоила. От волнения Ева почти теряла сознание.
Что демон задумал? Что сделает с ней? Накажет? Как? Или…
Хлопнула, закрываясь, дверь. Взгляд скользнул по смятой постели. Ева поёжилась, чувствуя исходящие от демона волны злости. Как же ей хотелось оказаться сейчас в другом месте! В любом другом месте!
— На колени!
Ева изумлённо и непонимающе вскинула голову. Велар смотрел на жену, сжимая кулаки. Ждал.
— Что?
— На колени!
Видимо, инстинкты требовали вернуть потерянное ощущение власти над парой, убедиться в покорности, а эта поза наглядно её выражала. Унизительно, конечно, но не смертельно. Если для того, чтобы успокоиться, Велару необходимо увидеть жену, стоящую на коленях, что ж… Ева ожидала худшего, была уверена: стоит оказаться наедине, супруг возьмёт её грубо и больно, словно животное.
«Не страшно», — сказала себе Ева, опускаясь перед демоном на колени.
Лицо оказалось напротив вздыбившейся ширинки. Велар расстегнул брюки, и Ева с отвращением поняла, чего от неё хотят. Нет! Она этого не сделает! Ни за что! Нет! Нет! Нет!
— Открой рот!
Ева отшатнулась и попыталась встать. Сильная рука надавила на плечо, не давая подняться. Велар сгрёб волосы на затылке в кулак, притягивая девушку к своему паху.
— Открой рот!
Ева дёрнулась, мотая головой. Это слишком! Она не может! Но… ведь… контракт… Они заключили сделку. Ева поклялась быть послушной. Дала слово. А теперь спровоцировала демона, нарушив правила, и, возможно, обязана… Нет! Но Велар заплатил, заслужил…
Уничтожив годовую дань, Ева разрушила его репутацию, едва не развязала войну, но демон всё равно её спас. Любил. Был мягким и терпеливым. Заботился. Пытался порадовать. Нашёл её родителей! И как она его отблагодарила? Снова подставила? А если бы Велар не сдержался и растерзал Игоря? Потерять пару для демона — страшное горе, а значит, убить чужого избранника — тягчайшее преступление. Велара могли приговорить к смерти. А вдруг Роанн, жена Игоря, захотела бы отомстить? И она бы захотела! Они бы сцепились прямо там, в саду, над трупом, и Велару пришлось бы убить и её. Как в Пустоши каралось убийство сородича?
Или Роанн могла оказаться сильнее…
Ева всхлипнула. В очередной раз её легкомыслие чуть не привело к трагедии. Какая же она глупая и подлая. Велар старался, делал для неё всё, а она…
Из глаз брызнули слёзы. Зажмурившись, Ева нерешительно приоткрыла рот.
Глава 37
После случившегося Ева замкнулась в себе. Не было ни истерик, ни проклятий, ни слёз. Шокированный тем, что натворил, я боялся подступиться к сжавшейся на полу супруге. Но Ева быстро вернула самообладание. Поднялась, брезгливо вытерла рот и с каменным лицом скрылась в ванной комнате. Два часа я слышал звук льющейся воды, затем дверь открылась, и Ева вышла, закутанная в халат. Её трясло. Не взглянув на меня, она прямо так, в одежде, забралась в постель и накрылась одеялом с головой. И с тех пор не сказала ни слова.
Когда сознание прояснилось, я понял, по-настоящему увидел, что натворил. И пришёл в ужас. Как я мог? Я не хотел! Я никогда бы не совершил такого в здравом уме! Но моя реакция была неизбежной, закономерной. Ослеплённый ревностью, я не мог себя контролировать. Инстинкты требовали показать жене, кому она принадлежит, убедиться в её покорности, подчинить окончательно и бесповоротно. Демоны не властны над своей природой. Но это не значит, что мы хотим быть такими.
Захлестнула паника: что если жена меня возненавидит? Как же я боялся увидеть на её лице привычное отвращение! Осознать, что всё безнадежно испортил! Что придётся заново мучительно добиваться доверия. Оказаться в начале этого тернистого пути было выше моих сил.
Однако страхи не оправдались: моя несдержанность имела другие последствия, и нельзя сказать, что я вздохнул с облегчением.
Ева погрязла в ненависти. В ненависти, которая была направлена на неё саму. Я догадывался, о чём она думает, вперив застывший взгляд в потолок. Если бы тогда в холодном сыром подвале она отказалась от сделки, её бы убили, но теперь Ева знала: души перерождаются. Заключив контракт с демоном, она лишила себя возможности начать жизнь с чистого листа. Кем она могла стать, умерев и перевоплотившись? Как сложилась бы её судьба в новом теле? Сбросив груз воспоминаний, Ева была бы счастливее.
Она могла родиться в богатой семье, создать собственную с человеком, которого выбрала сама. Развивать таланты, добиваться целей, жить тихо и незатейливо. Миллион возможностей вместо единственной ненавистной — оставаться бесправной пленницей. Упущенные шансы не давали покоя.
Помимо прочего, на Еву обрушилось запоздалое чувство вины за те разбитые бутафорские кристаллы. Ночи напролёт она терзалась бесполезными сожалениями. Сейчас Ева проклинала себя, но я понимал: если однажды — не приведи Тьма! — правда откроется и какой-нибудь из скелетов, спрятанных в шкафу, выпадет наружу, вся эта бездна презрения обрушится на мою голову. Сметёт гигантской волной ростки взаимопонимания, уничтожит всё, чего я добился, и любую надежду исправить ошибки. Катастрофа! Наблюдать, как Ева корит себя за то, в чём нет её вины, было невыносимо, но что я мог сделать? Либо так, либо самому вариться в котле её ненависти.
* * *
Ранним утром я поднимался на смотровую площадку, с которой открывался изумительный вид на зелёное море садов и далёкие пирамиды дюн. Внизу шумели деревья. За куполом ветер гонял по склонам караваны песка. Пока Аилин и Махаллат думали, как защитить свой народ, я наблюдал за солнцем, что медленно выползало из-за стены на краю пустыни, и вспоминал, с какой досадой смотрела на меня Ева. Когда ночью я откидывал одеяло, чтобы лечь рядом, по её лицу пробегала тень. Я протягивал руку — и жена отворачивалась. Заключал в объятия — и она каменела. Я её понимал или, по крайней мере, пытался себя в этом убедить. То, что я сделал с ней… То, что сделали с ней другие…
Раньше супруга с трудом терпела меня в огромном доме, а теперь была вынуждена делить одну комнату, одну постель. И я дарил Еве возможность проснуться в одиночестве. Мне хватало ночей. Сладких и горьких. Жарких и пробирающих до костей холодом. Страстных и насквозь пропитанных безразличием. Странных ночей, мучительных, в которых любовь и ненависть, счастье и боль, отчаяние и надежда были неразделимы. Супруга принимала меня, позволяла целовать, но её тело не отзывалось на ласки.
Этим утром я стоял у парапета на смотровой площадке. Первые лучи солнца показались из-за стены, когда рассветную тишину, хрупкую, как стекло, взорвал металлический звон колокола. А затем колокола оглушительно и тревожно зазвучали повсюду. Множество разрывающихся колоколов. Инстинктивно я впился взглядом в стену на горизонте, и в этот момент поток лавы пробил плотину. По пустыне растекалось раскалённое красное море. Неотвратимо неслось на город, поглощая милю за милей песчаных дюн. Я замер, и все, кто проснулись от звона и выглянули в окна, замерли тоже, судорожно вдохнув. Сердце сжалось. На периферии сознания билась мысль: «Выдержит ли купол? И что, если не выдержит?»
