Проклятье, она должна что-то придумать! Но что? Все смотрят на неё словно в ожидании чуда, буквально требуют, чтобы Маир его совершила: вернула прежнюю жизнь, убрала купол, остановила апокалипсис. Но это невозможно! Она, грёбаная тьма, не всесильна!
Дверь за спиной отворилась с пронзительным скрипом. Внутрь вошла Кенра с младенцем на руках. Рыжие волосы горели в темноте ярким флагом.
— Милиа разрешилась от бремени. Мальчик. Надо отнести его в лагерь.
В кои-то веки эта фраза вызвала не досаду, а облегчение: они больше не могли выплачивать по пятьдесят литров демонической крови за каждую рождённую девочку. Закон поощрения следовало отменить.
Сколько Маир себя помнила, их всегда было мало: у ведьм отсутствовал материнский инстинкт. Дети рождались в Болотах раз в несколько десятков лет. Мальчиков обычно убивали ещё в утробе, едва узнав пол будущего ребёнка. Если дочерям передавали знания и бесценный опыт, то лишённые магии сыновья были бесполезны, считались напрасной жертвой. Ведьмы были великой, но стареющей расой, которой демоническая кровь не давала превратиться в вымирающую. Страшно представить, сколькие из них перешагнули рубеж отпущенных лет и теперь жили взаймы. Как долго они протянут, если бесы не прилетят?
Седая ведьма молча взяла ребёнка на руки. Закутанный в пелёнку малыш мирно спал. Маленькие пальчики теребили ткань, словно пытаясь что-то нащупать.
«Странно, что Милиа его оставила», — подумала Маир. Своих детей у неё не было.
— Что видно в Чаше? — спросила Кенра.
Головная боль вспыхнула с новой силой. Затылок словно пронзило раскалённой стрелой — следующий, ещё более нестерпимый виток агонии.
— Орден пал. Аилин погибла.
— Великая была правительница, — Кенра прижала ладонь к груди в знак скорби. — А Махаллат?
— Не знаю. Чаша молчит. Надеюсь, демоны успели спастись, потому что иначе…
Повисло угнетающее молчание.
— Что если мы объединим силы и попытаемся воздействовать на стихию? — Кенра посмотрела с надеждой.
— Сестра моя, это не просто сильный ветер, — прошептала Маир. — Это смерть.
* * *
С младенцем на руках Маир шла сквозь лес к резервации мужчин у границы купола. Ребёнок проснулся и смотрел на ведьму испуганными глазами, боясь не то что плакать — даже моргать. Маленькая ручка нерешительно потянулась к Маир, сжала в кулачке седую прядь и не отпускала всю дорогу.
Среди вековых сосен были разбросаны десятки палаток-конусов: каркасы из шестов, сверху — сыромятные шкуры, сшитые в единое полотно, концы которого скреплялись деревянными палочками. Ведьмы не вмешивались в жизнь поселения, изредка кидая подачки в виде отрезов ткани для одежды или металлических безделушек, из которых потом ковали оружие. Если женщины черпали силу из земли и деревьев, из растений и родниковой воды, из демонической крови и собственной магии, то мужчины их расы были вынуждены добывать еду, слабые и уязвимые, как люди. Они и жили-то совсем не долго — каких-то 700–800 лет. И могли умереть от простой воспалившейся царапины.
Часть поселенцев возделывала землю в узких прогалинах между стволами, другие — плели рыболовные сети, сидя рядом со своими жилищами, точили ножи и наконечники стрел к охоте. Заметив Маир, идущую по лагерю, мужчины оставляли работу и подобострастно склоняли головы. Для них ведьмы были жестокими божествами, к которым обращались за помощью раненые охотники и больные, горящие в лихорадке.
Ребёнок на руках колдуньи заплакал, и Маир с облегчением передала его вождю. Когда-то точно так же она принесла в резервацию и его, кричащего, появившегося на свет раньше срока. Длинные волосы старика побелели, лицо, выдубленное ветрами, избороздили морщины, но Маир помнила главаря сильным и молодым. В прошлом его крепкое тело дарило ей наслаждение. Теперь же взгляд колдуньи обратился в сторону юноши, что стоял у хижины за спиной вождя и разделывал тушку убитого зайца. Пища смертных была омерзительна, а молодой мужчина — красив. Светлые волосы с пшеничным отливом, нежная кожа, широкий разворот плеч. Лет сто, не больше. Если уж она пришла сюда, почему бы и нет? В конце концов, ей действительно требовалось отвлечься от проблем.
Проследив за взглядом Маир, старик напрягся и с тревогой посмотрел на юношу за своей спиной. Тот, заметив ведьму, сжался и отвёл глаза. На его шее уродливыми кляксами чернели синяки. Возможно, вождь был отцом парня, а возможно — нет. Когда в поселение приносили младенца, никто не знал, чей это сын, — ведьмы не говорили, спрашивать мужчины боялись — оставалось только догадываться, но многие привязывались к воспитанникам, как к собственным детям. Неудивительно, что старик волновался. Некоторые её сёстры, юные, неопытные, те, кто занимали нижние ступени иерархии, отличались жестокостью, но самой Маир давно не надо было самоутверждаться за чужой счёт.
— Я его не обижу, — сказала колдунья, — не тревожься. Подготовь его для меня. Ты знаешь, как.
Она отвернулась к воде, мерцающей за деревьями, как вдруг…
— Аэлу остался снаружи, — ударило в спину, — не вернулся с охоты. Когда ураган закончится?
Маир остановилась и закрыла глаза.
Аэлу. Сын Ивонны. Пятьдесят лет прошло, а она до сих пор помнит тот шок, который испытала, застав Ивонну под раскидистой ивой, кормящую наворождённого сына грудью. Она кормила грудью. Сына. Тогда Маир остолбенела, не в силах поверить глазам, а потом отругала себя за то, что не успела справиться с эмоциями. О Первая Тёмная, какая удача, что Ивонна, занятая младенцем, не заметила замешательства сестры. Вдруг бы она решила, что Маир её порицает?
«Я не понимаю этого, — подумала ведьма, глядя на крохотные пальчики, покоящиеся на материнской груди. — Но это не моё дело».
Маир тихо приблизилась к сидящей под ивой ведьме. Ивонна подняла голову, и на мгновение в зелёных глазах сверкнул вызов, будто она на самом деле боялась, что её осудят. Как она могла такое предположить? Как могла подумать о Маир и сёстрах так плохо? Седая чародейка почувствовала себя оскорблённой.
Позже, в Грозовой башне, она встретила Дэа и по выражению лица поняла: ведьма тоже была у целебной воды, возможно, видела ту же картину — Ивонна с оголённой грудью, кормящая ребёнка, мальчика, своим молоком. Не магией, как это делали другие. Не молоком диких коз. Своим. Собой. И ведь это была даже не дочь! Ведьмы переглянулись. Они думали об одном и том же, но старательно делали вид, что ничего не случилось. Ни в этот день, ни на следующий, ни разу за пятьдесят лет о ребёнке Ивонны не прозвучало ни слова: кто они такие, чтобы обсуждать выбор сестры.
Теперь Аэлу мёртв. Остался за куполом, там, где ураганный ветер кружил в воздухе дохлых птиц и поваленные деревья. Маир была глубоко безразлична судьба мальчишки, но Ивонна — одна из них. Что она ей скажет? Как сообщит о трагедии?
За спиной хрустнула ветка. Ведьма обернулась. Тот, кого она выбрала, нерешительно застыл рядом с чахлым кедром. Вождь помог ему подготовиться: тело было гладко выбрито, волосы — вымыты и уложены. Одежду сменили. На такую же старую, зашитую, но чистую и скрывающую синяки на горле. На запястье юноши сверкал золотой браслет, который Маир подарила вождю во время одной из встреч.
