Раххан сказала бы, почему. Я её мнение знала, не хотела себя расстраивать, поэтому не жаловалась. Молча дрожала на ветру в тонком платье, ибо женщинам в Ахароне не нужна тёплая одежда даже в суровое полугодие Великих Лишений. Зачем тёплая одежда тем, кто прохладными вечерами сидит дома?
Аллея была хорошо освещена. Вместо деревьев по обеим сторонам дороги тянулись статуи Сераписа — бога с человеческим телом и бычьей головой. Отличались скульптуры незначительно. У большинства ноги были прямые, а руки — скрещены на груди. Но некоторые держали подобие скипетра или наклонялись, словно собираясь наброситься.
— Мы здесь как на ладони, — сказала Раххан, поглядывая на зловещие изваяния. Голос казался приглушённым из-за платка, закрывающего рот. — Неудачный маршрут.
— Очень удачный, — возразила Эсса, поправив рюкзак за спиной. — Патруль будет здесь не раньше полуночи.
— Ты это узнала от Альба?
— Я умею слушать.
Я поёжилась. Статуи окружали нас, облитые красным светом фонарей. За ними горели окнами небоскрёбы, словно монструозные обелиски в языках пламени.
— Альб рассказывал, что видел там, в лесу, за стеной? — спросила Раххан.
— Грибы, ягоды, зайцев. Зло.
— И ты в это веришь?
Эсса улыбнулась:
— Я ела эти ягоды и грибы. И зайцев тоже.
— Ты поняла, о чём я. Веришь, что в лесу живёт зло?
Эсса долго молчала, а потом сказала тихо, на грани слышимости:
— Я видела, как отец бьёт мою мать. Как на площади монахиню закидали камнями, потому что застали, читающей книгу. Я зло вижу каждый день. Здесь.
Мы свернули в район магазинов — лес двадцатиэтажных торговых центров. Я ожидала увидеть яркие, кричащие рекламой витрины, огромные неоновые вывески на крышах — то, что наблюдала днём — но вот мы скользнули в проезд между домами и словно провалились в тёмный колодец: ни одно здание на улице не горело.
— Комендантский час, — пояснила Эсса. — Торговать после восьми невыгодно. За покупками чаще всего отправляют женщин.
Она достала из рюкзака карманный фонарик и посветила под ноги.
Новый участок дороги полностью отвечал принципам конспирации — Раххан, вероятно, была довольна: никто не мог увидеть нас в тени погасших высоток, но и сами мы не видели ничего. Шли вслепую. Нас вёл тонкий луч света, направляемый Эссой.
— Я бы сделала иначе, — вдруг сказала она, направив фонарик Раххан в лицо.
— О чём ты? — сестра заслонилась от света.
Эсса прикоснулась к своей щеке.
— Ты могла бы постричься налысо. Выиграла бы год — два, пока росли волосы. Необязательно было себя уродовать.
Раххан огрызнулась:
— Не твоё дело.
— Когда мне было пятнадцать, — продолжила Эсса как ни в чём не бывало, — меня хотели выдать за моего дядюшку, старого развратника. У меня аллергия на миндальный крем. Я втирала его в кожу и к свадьбе покрылась красной бугристой сыпью. Стала похожей на прокажённую. Меня даже не поколотили: вдруг заразная? — она беззвучно засмеялась. — Потом, конечно, показали врачу. Выяснилось, что это обычная аллергия, но жених больше не хотел со мной связываться. — Я ненавижу своё лицо, — призналась Раххан, и я споткнулась на ровном месте от таких откровений.
«Что она говорит? Как?»
— Чувствую себя товаром.
Эсса хлопнула её по спине:
— Здесь ты товар, какое бы лицо у тебя ни было.
Магазины закончились. За небоскрёбами мелькнул кусочек пространства, озарённый кровавым светом. Ветер донёс перезвон цепей. Эсса спрятала фонарик и нырнула в арку под часовой башней. Красный циферблат с золотыми точками охранял стоящий на парапете бык.
— Уже близко.
К лесу мы подбирались через «похороненный город». Обошли заброшенную будку охраны с разбитыми стёклами. Отыскали в ржавой сетке, натянутой между столбами, дыру. Эсса сняла рюкзак и пролезла под ограждением. Сунула руку в отверстие и перетащила на другую сторону свои вещи. Мы последовали её примеру. Я опустилась на четвереньки, прижалась грудью к асфальту и осторожно протиснулась под краем порванной сетки. Платок, которым я на всякий случай обмотала лицо, зацепился за проволоку, и потревоженный забор загремел.
Я похолодела. Застыла, стараясь не создать ещё больше шума. Раххан присела на корточки и освободила меня из ловушки.
— Тут более или менее безопасно, — сказала Эсса, протягивая мне руку и помогая встать. Юбка ниже колен запылилась. — До стены мы доберемся без проблем, но потом придётся пробежаться: патруль проверяет ворота каждые полчаса.
Она снова вытащила из сумки фонарик.
Похороненный город…
Здесь не было ни статуй, ни башен — только груды камней. Мы шли по кладбищу разрушенных зданий из прошлых эпох. Царапались о разбитый асфальт и оступались на ямах. Из темноты выплывали архитектурные призраки — колонны, держащие остатки каменных балок, ступени, ведущие в никуда, развалины дымоходов и обломки стен с пустыми проёмами.
За кучами щебня возвышались руины библиотеки — портик с фронтоном. От женской школы сохранился только фундамент. Тут и там лежали бетонные плиты с торчащими наружу металлическими штырями. Ветер носился между развалинами домов, подгоняя нас в спины.
Я была здесь, очень давно, с Ирмой. Ей об этом месте рассказывала мать, а той — бабушка. Когда-то эта часть Ахарона была под запретом. Сейчас считалось, что всё забыто, прошлое похоронено. Монахиня многому меня научила. Она говорила: «Знания — первое, что отнимают у тех, кого боятся». Знания женщины её семьи хранили бережно, передавая от дочери к дочери.
Впереди показалась Стена. За ней, почти невидимые во мраке, качались деревья — чёрная шелестящая масса.
Эсса тронула меня за плечо. Раххан со вздохом прижала руки к груди. Я смотрела, затаив дыхание, и давила в себе вопль восторга. Лес шумел под ветром, как море. Колыхался, как волны. Тянулся в обе стороны, насколько хватало глаз. Величественный. Могущественный. Вечный. Впервые я видела его так близко.
Всё внутри трепетало. Хотелось упасть на колени и стать с ним единым целым. Раствориться в шорохе листьев, просочиться в древесную кору.
Я представила, как ветер подхватывает меня, невесомую, и опускает прямо на качающиеся кроны. И поняла, что плачу. Сжимаю кулаки от злости и бессилия, отчаянного желания проникнуть за стену.
Эсса передала фонарик Раххан и достала из кармана часы на цепочке.
— Бежим, — сказала она. И мы побежали вдоль стены, взволнованные и возбужденные.
Глава 13
Я бежала и больше не ощущала ни страха, ни холода. Мне стало безразлично, что будет с моими босыми ногами. Я чувствовала себя на своём месте. Словно возвращалась домой.
