– Как ты можешь так говорить, Владимир! – строго прервала мужа Паулина Антоновна. – Каков бы ни был твой Будищев, он – тот самый человек, который, не раздумывая, закрыл собой моего мужа при взрыве этой проклятой пушки, благодаря чему мои дети не остались сиротами. И нет в мире человека, к которому бы я чувствовала больше признательности, за исключением, быть может, собственных родителей!
– Прости, – поспешил успокоить супругу инженер. – Я не совсем верно выразился…
– Я прекрасно тебя поняла. И в чем-то ты прав, я нисколько не обманываюсь насчет моральных качеств Дмитрия, но это не значит, что я отказываю ему в известном благородстве, а также способности чувствовать. Под его грубой, а иногда и откровенно неприятной личиной скрывается, в сущности, не дурной человек. И кто знает, может быть, они с Гесей пойдут на пользу друг другу.
– Кстати, а почему ее все называют именно Гесей? Мне кажется, Гедвигу правильнее сокращать…
– Боже мой, ты и этого не понял, – искренне рассмеялась госпожа Барановская. – Ладно, не обижайся. Я тебе как-нибудь потом все объясню!
Судя по всему, граф Блудов только что вернулся с какой-то важной дипломатической церемонии, поскольку одет был не в обычный вицмундир и даже не в мундирный фрак, а в парадный, блистающий обильным золотым шитьем полукафтан. Странно, но в нем он, будучи невысоким и, в сущности, дурно сложенным человеком, не выглядел карикатурно или нелепо. Наоборот, парадная дипломатическая форма придавала ему ту значительность, которой так не хватало в повседневной жизни. И будь на месте Будищева любой другой человек, он непременно проникся бы величием стоящей перед ним фигуры чиновника для особых поручений Министерства иностранных дел великой империи. Увы, но на пришедшего за деньгами «бастарда» все это великолепие не произвело ни малейшего впечатления.
– Ах, это вы, – устало отозвался граф, глядя на вошедшего Дмитрия. – Проходите.
«Можно подумать, тебе не доложили, кто приперся», – немного раздраженно подумал тот, но вслух сказал лишь:
– Здравствуйте, я тоже рад вас видеть.
– Не надо пытаться выражать чувства, которых не испытываете, – желчно усмехнулся Вадим Дмитриевич.
– Не надо так не надо, – не стал спорить посетитель. – Давайте тогда сразу перейдем к делу.
– Извольте, – отозвался граф и опустился в кресло.
Будищев, которому никто не предложил сесть, вопросительно огляделся по сторонам и, взяв ближайший к нему стул, перевернул его спинкой вперед, после чего удобно устроился на нем.
– А где тетушка? – запоздало поинтересовался он.
– Я слышал, что ваши дела пошли на лад? – со странной интонацией спросил Блудов, проигнорировав вопрос о сестре.
– «Папаша», вас мои дела интересуют не больше, чем меня ваше здоровье. Давайте лучше сразу пойдем в закрома, сократив ненужное нам общение до минимума.
– Ну, что, милейший, – голос дипломата сгустился до состояния патоки. – Неужели вы думали, что столь неожиданное наследство пройдет мимо моего внимания?
– Опаньки! А что это вы так встрепенулись – жаба давит?
– Негодяй, не смейте называть меня своим отцом! – взорвался чиновник. – Мошенник! Вор! Самозванец!
– Полегче на поворотах, папахен, а то расшибетесь ненароком. Лучше расскажите мне, что на вас нашло, и при чем тут не полученное еще мной наследство?
– Вы еще спрашиваете?! – задохнувшись от ярости, прохрипел граф и, повернувшись к двери, велел осторожно заглядывающему в нее лакею: – Пригласи батюшку!
Перепуганный криками слуга опрометью бросился выполнять поручение, и через пару минут в кабинет вошел поистине богатырского сложения священник с абсолютно седой бородой.
– Отец Питирим? – удивился Дмитрий. – Вот уж кого не ожидал здесь увидеть!
– Да, и он рассказал мне все о вашем действительном происхождении. Вы не Будищев и не сын Прасковьи. Убирайтесь и больше никогда сюда не приходите, а то я полицию позову!
– Да ладно! – картинно удивился бывший унтер. – А вот комиссии во главе с князем Ухтомским этот старый прохиндей совсем другое заявлял! И весь рыбинский бомонд, согласно его и старосты показаниям, мое происхождение документально подтвердил.
– Это ровным счетом ничего не значит! Одно мое слово, и все ваше дутое происхождение развеется как дым!
– Одно мое слово питерским газетчикам, и вся ваша репутация вместе с фамильной честью пойдут коту под хвост! Ну, а что, жадный граф решил ограбить героя войны и георгиевского кавалера. Наследства лишить! Да они за эдакий скандал руками и ногами ухватятся.
– Не зарывайся, Митька! – прогудел отец Питирим. – Не то опять битым будешь.
– К тебе, длинногривый, – обернулся к нему Будищев, – у репортеров тоже много вопросов будет. Ты ведь не какого-то там сироту неведомого от службы отмазывал, а своего…
– Прибью! – посулил батюшка, закатывая рукава подрясника.
– Прекратите! – неожиданно громко закричал Блудов, заставив расходившихся спорщиков на секунду остановиться. – Пошли вон отсюда оба!
– Да не вопрос. Только денежку обещанную извольте…
– Никаких денег вы не получите! – категорично заявил граф. – Вы правы, скандал мне не нужен, но коль скоро вы не мой незаконнорожденный сын, а наследник дядюшки, то я это как-нибудь переживу. А теперь убирайтесь отсюда.
Сбежавшиеся на крик хозяина слуги с угрюмыми лицами смотрели на них, всем своим видом выражая готовность выкинуть незваных гостей вон из дома. Переглянувшись, отец Питирим и Дмитрий сочли за благо спешно ретироваться.
– Тебя как сюда принесло? – спросил Будищев, оказавшись на улице.
– Мужики узнали, кто наследником станет, так и решили всем миром, дескать, не желаем, чтобы ты был барином! Вот и послали меня к Блудовым. Не попустите, мол.
– Всем миром, или ты надоумил?
– Староста больше, – ухмыльнулся священник.
– О как! А Кузьме я что сделал?
– Ему, может, и ничего, а вот брательник евойный за Машку на тебя доселе серчает.
– Не было у нас ничего!
– Знаю.
– Откуда? Хотя… понятно. Блин, и чего я тебя еще в прошлый раз не пришиб?
– Тебя тоже в болоте за каким-то нечистым не утопили. Хотя и должны были…
– В смысле должны? – насторожился Дмитрий.
– А ты думаешь, ты первый такой дурной из трясины вылез? Только местные спокон веку знают, что из топи ничего путного появиться не может, а потому чтобы не выползло – надобно обратно засунуть.
– Охренеть! И что же не засунули?
– Я пожалел. Сказал, на свою голову, что лучше мы тебя – дурачка – в солдаты сдадим. И всем оттого хорошо будет.
– Особенно твоему Митьке!
