Старинный паровоз, кажется, не вызывал интереса ни у кого из проходящих мимо людей – даже когда мадам Флорет по одному выкликала имена учеников и отмечала их в списке.
– Херонимо Маррар из второго вагона рассказывал, что здесь в зале ожидания живут рептилии, – нерешительно сказала Пегс. – А ещё он сказал, что на вокзале в Честерфилде есть горшки, набитые золотом, а в Венеции – русалки. Я проверила в своём «Атласе для любознательных путешественников». – Вздохнув, она заключила: – И правда живут.
Глаза Касима заблестели, и он отвёл взгляд от окна:
– Что за рептилии?
Пегс ответила не сразу. Понаблюдав за молодой семьёй с собакой, которые садились в поезд напротив, она наконец сказала:
– Понятия не имею. Но всё-таки ужасно хочется пойти туда и взглянуть. Так несправедливо, что она сможет увидеть, а мы нет. – Она кивнула на перрон.
Прямо под окном кухни стояла Гарабина. Когда все остальные ученики ушли, к ней подошла мадам Флорет и спросила:
– Что вам ещё нужно?
Гарабина ответила что-то похожее на «больший бюджет». И прозвучало это скорее не приветливо, а требовательно.
Флинн быстро взглянула на Пегс и Касима.
– Багет? – одними губами спросила Пегс. – Это она про французский хлеб с хрустящей корочкой?
– Бюджет, – поправила её Флинн и перевела: – Она говорит про деньги. Хочет, чтобы ей дали больше.
Лицо Пегс приняло удивлённое выражение.
Они приникли ухом к толстому оконному стеклу. Несколько раз оглянувшись по сторонам, мадам Флорет прошипела:
– Вам известно, что школа не выделяет деньги на то, что однозначно нарушает её законы.
Касим и Пегс мгновенно подняли головы. Вид у них был обеспокоенный.
– Так в этом же заинтересована вовсе не школа, – отрезала Гарабина, протягивая руку.
Мадам Флорет несколько секунд поколебалась, а затем вытащила из кармана брючного костюма две зелёные купюры и сунула их в протянутую руку Гарабины. – Это и на ту дополнительную работу, за которую вы берётесь, – сказала она.
Флинн не верила своим глазам.
Гарабина, высоко подняв брови, взглянула на кондукторшу.
– А за риск? – спросила она, не убирая руки.
На перрон слетелись вороны, словно, увидев её вытянутую руку, решили, что она собирается их кормить. Гарабина, взвизгнув, попыталась отогнать птиц, и они с карканьем опустились на информационные табло и крышу Всемирного экспресса.
Мадам Флорет сочла, что это уже слишком:
– Идите, Гарабина! И спрячьте деньги, пока Даниэль не увидел.
– Даниэль всё видит – и ничего не замечает, – возразила Гарабина, сложила купюры и засунула их в карман брюк так небрежно, что Флинн от ярости стало плохо. Как же можно относиться к такой куче денег как к чему-то само собой разумеющемуся?!
– Теперь, наверное, она купит себе туфли на ещё более высоких каблучищах! – раздражённо воскликнула она.
– Боюсь, она купит себе что-нибудь куда более опасное, – пробормотал Касим, и тут стук в дверь заставил их всех резко обернуться.
В коридоре кухонного вагона, глядя на них через окошко откатной двери, стоял Фёдор.
– Просто фантастика, – вздохнул Касим. – Кочегару явно поручили проконтролировать, чтобы мы действительно отдраили каждую из ста семидесяти четырёх тарелок. По два раза!
Флинн нахмурилась.
– Из ста семидесяти пяти, – тихо уточнила она по дороге к двери. – И его зовут Фёдор, а не кочегар.
Увидев Фёдора после вчерашнего вечера, Флинн разволновалась. Из-за чего-то, чего она не могла объяснить словами. Но это что-то заставляло её сердце трепетать так быстро, как порхали буквы на оконных рамах.
Она открыла дверь:
– Привет, Фёдор!
– Привет, – сказал тот – один раз мягко, обращаясь к Флинн, а потом более сдержанно – Пегс и Касиму.
Флинн скрестила руки на груди.
– Если собираешься флиртовать с Флинн, пожалуйста, займись этим за дверью, – скорчил гримасу Касим.
Лицо Фёдора помрачнело:
– В отличие от тебя у меня хотя бы есть с кем флиртовать.
Флинн, не сводя с него глаз, подумала: он этого не отрицает. Он. Этого. Не. Отрицает!
– У меня тоже, – заявил Касим, оглянувшись на Пегс.
– И не надейся, – насмешливо возразила та, хлестнув его кухонным полотенцем.
Флинн выскользнула из кухни в коридор и закрыла за собой дверь. Тишина в поезде давила ей на уши.
– Ну, что стряслось? – Её злила разраставшаяся в душе неуверенность. Внезапно ужасно захотелось его прогнать.
Фёдор, пристально взглянув на неё, сказал:
– Сегодня вечером я закончу пораньше, около десяти. Из-за Йонте. Ты же хотела поискать его билет среди билетов павлинов, так?
– И что? – спросила Флинн и тут же прикусила язык, осознав, c каким раздражением это сказано. Она поспешила изобразить лёгкую извиняющуюся улыбку, но по растерянному взгляду Фёдора поняла, что улыбка скорее походила на оскал. Она чувствовала себя ужасно и не знала, как всё изменить.
– И что? – повторил за ней Фёдор. – Как «и что»? Если ты будешь ходить по поезду до десяти, у тебя не возникнет никаких осложнений. Я думал, мы пойдём вместе.
Флинн опустила руки. Он был прав. Он был прав – и чудесно, что он хочет помочь ей в поисках Йонте. Не было никакой причины вести себя с ним так по-дурацки.
– Ладно, – сказала Флинн. – Я только сообщу сейчас Пегс и Касиму и… Что такое?
Фёдор посмотрел на неё с упрёком.
– Я не из их круга, – сказал он с мрачной гордостью. – И ты тоже. Послушай, Флинн, у тебя нет билета.
– Не надо мне постоянно об этом напоминать! – прошипела Флинн. Её начинала доставать манера Фёдора отравлять ей радость от жизни в поезде.
Фёдор молчал, вздёрнув подбородок. Между ними внезапно возникло такое же неприятное напряжение, как вчера вечером в купе Пегс.
Флинн вздохнула.
– Пожалуйста, скажи, что ты всё равно придёшь! Встретимся около десяти. В комнате отдыха. – В конце концов, там встречаются все ученики, и разминуться в этом единственном просторном помещении без купе просто невозможно.
– Ты имеешь в виду вагон отдыха для павлинов, – уточнил Фёдор. – Туда я точно не пойду. Павлины презирают меня. Я для них всего лишь кочегар. Тот, у кого всегда на лице копоть и кто не умеет себя вести.
Флинн наморщила лоб. Она не знала что и думать. С одной стороны, Фёдор, казалось, гордился своей работой, с другой – его явно коробило, что из-за неё он не такой, как все остальные. Но быть павлином он тоже не хотел. Так в чём же проблема? Чего он хочет?
