Чёрт. Хороший ответ. Флинн в отчаянии на секунду закрыла глаза, а потом сняла халат, висящий на крючке у двери. Вздохнув, она вышла в коридор и закрыла за собой дверь.
– Пойдём, – скомандовала она Якубу, надевая сине-зелёный шёлковый халат.
Ночной холод узких коридоров прильнул к ней, как вторая кожа. По углам, над дверями и между бесчисленными портретами выпускников, как липкие клочья ночи висели тени.
Флинн поймала себя на страстном желании, чтобы рядом оказался Фёдор с карманным фонариком. Потому что свет в экспрессе опять начал мигать. Из-за перебоев с электричеством! На этот раз мигал дежурный свет – включился-выключился-включился, надолго выключился и снова включился, – отчего у Флинн по спине побежали мурашки. Казалось, лампочки так переговариваются друг с другом. И Флинн не сомневалась: говорят они не о хорошем.
Следуя за Якубом мимо бесчисленных закрытых купе, она непроизвольно спрашивала себя, делала ли это прежде и мадам Флорет. Если да, думала Флинн, с усилием открывая железную дверь в продуваемый ветром тамбур между спальными вагонами, то почему теперь именно я?
Дождь хлестнул ей в лицо, и ледяные струйки потекли за воротник пижамы и вниз по спине.
По сторонам от железнодорожных путей в узких полосах лунного света лежали пейзажи юго-востока Польши. В колеблющемся свете наружных фонарей Флинн казалась себе маленькой и почти несуществующей.
И всё же – может, потому, что миссис Штейнман назвала её тигриком, – Якуб, остановившись через три тамбура у двери в своё купе, смотрел на неё так, будто она и правда была какой-то героиней. Флинн взглянула на эмблему у двери: большой круг с двумя короткими крылышками.
– Давай быстрее, – сказала она, входя в купе Якуба.
Выглядело там всё по-сиротски, как и на душе у Флинн. При зелёном дежурном освещении она не обнаружила никаких постеров, никаких декоративных украшений, почти никаких фотографий. Из двух кроватей заправлена была только правая. Очевидно, Якуб жил один.
Флинн вспомнились её первые две недели в поезде, когда ей как безбилетному пассажиру приходилось спать на второй кровати в стерильном купе мадам Флорет. Внезапно ей стало жаль Якуба. Он был немножко сродни самой Флинн – разве что теперь она уже не та.
Флинн распрямила плечи.
– Ну, и где монстр? – спросила она, повернувшись к платяному шкафу под кроватью Якуба.
Такой шкаф стоял под кроватью в купе каждого ученика. Часто его дверцы чем-нибудь украшали или полностью завешивали, как Пегс у себя в купе. У Якуба же он был просто выкрашен в скучный серо-коричневый цвет.
Мальчик покачал головой.
– Д-дру-го-гой, – прошептал он.
Флинн, воздержавшись от комментария – мол, получается, монстр вовсе не под его кроватью, – повернулась в другую сторону. Шкаф под незастеленной кроватью украшали пятнышки, похожие на машущих крыльями ворон.
Флинн открыла скрипучие дверцы, и из-под пальцев у неё посыпалась отслоившаяся серая краска. На неё пахнуло пылью и затхлостью. На секунду недра шкафа показались темнее, чем должны быть при размытом лунном свете. Такими, будто они таили в себе безграничную галактику и Флинн могла бы просовывать голову всё дальше и дальше…
– Ой! – Она наткнулась на деревянную стенку.
Флинн тщательно прощупала заднюю стенку и твёрдое деревянное основание шкафа, а вокруг неё звёздами плясали пылинки, и нос щекотал запах серы и шариков от моли.
– Здесь ничего нет, – наконец заключила она.
Разумеется, там ничего не было. А чего она ожидала?
Флинн знала об опасности, по ночам нависающей над поездом: эта опасность превращала экспресс во что-то живое, в какое-то существо из света, тени и коридоров – бесконечных, как зев чудовища. Ну а здесь? Здесь был просто пустой шкаф, нагоняющий на детей страх, как повсюду в мире.
– А сейчас тебе пора спать, – сказала Флинн, выжав из себя усталую улыбку. И, прежде чем Якуб успел что-нибудь возразить, она выскользнула из его купе и отправилась по тихому поезду в обратный путь.
