Глава 18
– Шлюха! Маленькая, бессовестная шлюха, вот ты кто!
Если бы можно было присесть ниже скамейки, на которой я уже сидела, я бы присела. Спряталась бы под стол, лишь бы четверо оборотней вокруг меня не слышали того, что орет моя мама в трубку телефона, принесенного по моей просьбе к нашему столику.
Разумеется, мама орала по-русски. Но смысл того, что было высказано мне за последние пару минут «разговора» был бы понятен любому и без знания языка.
– Мам… Ты не понимаешь… я не могу сейчас всего рассказать…
Мать фыркнула и замолчала на несколько секунд, во время которых явственно было слышно, как Грег успокаивает ее, а также звуки жидкости, льющейся в стакан.
– Мы все больницы обзвонили! Заявление подавали в полицию – только его не приняли, потому что ты у нас типа взрослая уже! Отец билет купил до Сиэттла! А ты… ты ШЛЯЕШЬСЯ. Просто шляешься, как мартовская кошка!
Глаза мои затопило слезами, но рассказать правду я сейчас никак не могла – иначе меня искали бы уже со скорой психиатрической помощью, а не с полицией.
Что ж… лучше пусть думают, что дочь «шляется», чем вляпалась по самое не могу в кошмарную историю с оборотнями, магией и телепатией. И, вообще, может попасть в гарем или еще куда похуже.
Заявление об уходе напрашивалось само собой и, заставив себя не плакать и не дрожать голосом, я выпалила.
– Знаешь что, мам?! Я не собираюсь больше терпеть такого отношения к себе!
Мать опешила – повышения градуса с моей стороны она явно не ожидала. Не такой я человек, чтоб хамить родителям, и одно только это могло насторожить.
И насторожило – тон заметно сбавился.
– А чего же ты ожидала? Что тебя похвалят и по головке погладят? Неужели нельзя было хотя бы позвонить?
– Я же говорила – у меня сел телефон и ни у кого не было подходящей зарядки! Ты совсем меня не слушаешь? – чтобы не раскваситься и не начать проситься домой к маме, я просто должна была снова вернуть ее к ору – иначе не смогу… просто не смогу, сказать то, что нужно сказать…
Я беззвучно всхлипнула, закрывая рот ладонью, и тут же почувствовала, как на мои плечи ложится обнадеживающе-тяжелая рука.
– Тшш… – Макмиллан поцеловал меня в волосы, а Брайен через стол протянул свою кружку пива, показывая мне жестом – давай мол, хлебни, легче станет. Тони цыкнул и без единого слова подвинул кружку к нему обратно.
Мать же с удивительной легкостью поддалась на провокацию.
– Это я тебя должна слушать? Я?! Да после всего, что ты натворила…
– После всего, что я натворила, мам, мне лучше пожить какое-то время отдельно! – выдала я и почувствовала еще один поцелуй – на этот раз в лоб.
– Что? – мать была так изумлена, что у нее даже голос сел. – Пожить отдельно? Ты в своем уме, Насть? Где это ты собралась жить? – тут ее осенила страшная догадка, и она ахнула в голос. – Боже мой! Ты забеременела, да? Залетела от этого своего… как его там, этого мачо…
– Что за глупости, мам! – у меня даже слезы прошли от этого дурацкого предположения. – Ничего я не…
Но мать уже не слушала.
– Грег… – звала она отчима слабым голосом. – Грег, ты слышал? Моя девочка забеременела! От этого мудака-футболиста! Представляешь?
Отчим пробубнил что-то невнятное, а я поняла, что надо бы на этой ноте разговор и закончить. Пусть думают, что хотят – лишь бы не искали больше с полицией.
– В общем, мам, я сегодня останусь у подруги, а завтра подам на общежитие – мне как раз говорили, что освобождается комната. Я позвоню, когда устроюсь на новом месте и приеду за вещами… Пока, мам…
– Настя! Не вздумай! Немедленно возвращайся домой!
– Стейси, не делай глупостей! – вмешался, наконец, отчим. – Если ты беременна, я за шкирку этого говнюка приволоку, чтоб женился…
– Бай, Грег.
Я нажала отбой, судорожно втянула носом воздух и обвела всю компанию мутным взглядом. Молодые оборотни смотрели на меня, приоткрыв рты.
– Это по-каковски ты так шустро болтаешь? – спросил наконец младший – Трой, кажется.
– На польском, – твердо ответил за меня старший, простонародное имя которого я тоже вспомнила – Джонни.
Оба пялились на меня так, словно у меня на лбу рога выросли.
– А ты… Милу Йовович встречала когда-нибудь? – спросил, наконец, младший, прокашлявшись и сглотнув слюну.
И это было в точности то, что мне нужно в данный момент.
Меня затрясло от смеха – пусть нервного и даже немного истерического, но до одури, до изнеможения расслабляющего. Уткнувшись в грудь Макмиллана, я смеялась минут пять, не меньше, пока голос не охрип, а в груди не стало легко и приятно…
– Лучше? – спросил Тони, когда я успокоилась и села прямо, вытирая слезы.
Вместо ответа я потянулась к предложенной ранее кружке пива, отхлебнула от нее довольно большой глоток, и только тогда кивнула.
– Теперь да. Во всяком случае, я теперь понимаю, что это меньшая из моих проблем. А по сравнению с тем, что я теперь себе не принадлежу, вообще ерунда.
Отчего-то рука на моем плече сжалась – причем не так, чтобы очень нежно. Я почти физически почувствовала недовольство, исходящее от моего альфы.
– Поедем уже, – буркнул он. – Еще надо придумать, где всех вас разместить.
– Есть, сэр! – бодрыми голосами одновременно отрапортовали молодые оборотни, все лишь самую малость переигрывая.
Брайен криво ухмыльнулся, допивая наше с ним теперь уже общее пиво, и встал следом за молодежью.
– Идешь? – хмуро подогнал меня Макмиллан.
– Тони, в чем дело? – не выдержала я уже на заправке, догоняя его.
Он поморщился – будто ему неприятно было, что я назвала его по имени.
– Уже Тони? А я думал, я – твоя главная «проблема».
У меня вытянулось лицо. Он что… обиделся?! Я даже остановилась от изумления. Оставив меня сзади, Макмиллан подошел к уже заправленной и готовой к отъезду машине.
– Эй, красотка! – окликнули меня сзади.
Я обернулась – «красоткой», конечно себя не считала, но других девушек вокруг не было.
Навстречу мне в развалку шел парень в старомодной кожанке-косухе и бандане. Хотя нет не парень – мужчина лет сорока с довольно наглой улыбкой на лице. Видно было, что ему не впервой вот так с налету приставать к женщинам на улице.
– Что вам? – спросила нарочито приветливым голосом – надеясь, что услышит не только приставала, но и Макмиллан. Пусть знает, что не на нем одном свет клином сошелся.
Мужчина, не доходя до меня двух метров, вдруг остановился и как-то странно поежился.