Я задохнулась от счастья, возмущения и вместе с тем от отчаянной попытки не выдать лицом никаких эмоций вообще. Но как?! Как выглядеть побитой собакой, когда внутри все распирает, горит и кипит?!
Что же ты не позвонил, не предупредил, что затеваешь очередную сложную интригу? Неужели минутки нашлось?
– Убирайся отсюда! – проревел вдруг Богдан. И снова, еле заметно моргнул левым глазом.
Я поджала губы – мог бы и не заигрываться до такой степени. И тут же виновато опустила глаза – точно побитой собакой теперь выгляжу.
Маринка довольно крякнула.
– Зачем же ей уходить? Пусть останется, посмотрит, как вы помогаете честным девушкам, в отличие от шлюх. Нам ведь все равно нужны свидетели для подписания.
Мои брови непроизвольно поползли вверх. «Помогаете честным девушкам»? Что же этот лис задумал?
– Ты права, Марина, – с суровым видом Богдан кивнул. – Останься, Демидова. Подпишем документ, потом можешь убираться. И благодари подругу, что я решил не наказывать тебя, она попросила.
По слегка удивленному лицу Марины, я поняла, что он соврал. Ясное дело, она небось просила как раз наоборот.
– Какой… документ?..
Маринка быстро затараторила, будто боялась, что ее перебьют и лишат удовольствия плюнуть мне в лицо.
– В благодарность за то, что я раскрыла ему на тебя глаза, Богдан Александрович решил помочь мне и выдать бессрочный кредит на особых условия.
– Кредит? Зачем?
Она широко улыбнулась.
– Выкуплю у мамы ее акции и буду поднимать фирму со дна. И стану твоей начальницей. Вот так-то, Сонечка.
Ах вот оно что.
Я кусала изнутри щеку, чтобы не засмеяться в голос. Даже если Шубина-мать откажется что-то там дочери продавать, Маринка уже в пролете – она ведь сто процентов не читала мелкий шрифт этой особенной «ссуды». Получается, Богдан хочет сделать с ней то же, что ранее хотел с отцом?
Но что с нее взять теперь, когда фирма почти разорена?
Те самые акции! – дошло наконец до меня. Выкупить контрольный пакет, чтобы добить эту семейку окончательно! Какая мать не продаст последнюю рубашку, чтобы помочь дочери вылезти из долговой ямы? Что там – какие-то акции!
Меня распирало от смеха – пришлось даже опустить голову. Так что исторический момент я, к сожалению, пропустила. Но тем не менее он свершился.
– Спасибо, госпожа Шубина. Спасибо, Богдан Александрович, – услышала я голос того самого незнакомого мне мужчины – по всей видимости, андеррайтера. – Деньги будут перечислены вам в течение двадцати четырех часов.
Подняв глаза, я увидела, как он собирает бумажки и стучит ими по столу, выравнивая в стопку. Открыл дипломат, сунул бумажки в какую-то папку и закрыл его.
– Я могу идти?
– Подожди, Илья, – остановил его Богдан. – Есть еще одно небольшое дело.
Тот поднял брови.
– Слушаю.
– Я желаю переписать долг. Прямо сейчас, еще до перечисления денег. Я ведь имею право это сделать по условиям договора?
В комнате повисла недоуменная пауза. Андеррайтер медленно кивнул.
– Имеете. Кому хотите.
– Что?! – вскинулась Марина.
Не слушая ее, Мещерский мотнул головой.
– Значит вперед. Составляй новый договор.
– И на кого же вы хотите переписать сей кредит? – андеррайтер быстро-быстро заморгал, будто от изумления у него даже глаза заслезились.
– Стойте! Что значит переписать кредит?! – завизжала вдруг Марина. – Мы так не догова…
– Закрой рот, тварь.
Спокойно заткнув ее, Богдан встал со своего места. Подошел ко мне, занял стул рядом.
– Я хочу отдать этот долг ей, Илья – вот этой девушке рядом со мной. И оформи все правильно, по всем буквам закона – так, чтобы комар носа не подточил.
Глава 26
Пощечина было первое, что Богдан получил от меня, как только мы остались одни в его кабинете – а мы в конце концов остались, после того как охрана вывела разбуянившуюся в приступе ненависти Марину.
Да, я влепила ему пощечину – не вполне понимая, почему мне захотелось это сделать. Может, от Маринки злостью заразилась, а может просто сдали нервы.
И застыла в ужасе, наблюдая, как наливается красным его щека под щетиной.
– Что ж… – медленно произнес Богдан, трогая ушибленное место. – Я так понимаю, это мне в награду за то, что я сдал тебе твоего личного врага со всеми потрохами.
Я уже готова была смиренно извиняться, но тут разозлилась. Расщедрился, понимаешь. Лучше бы позвонил, когда я вся тряслась от страха и хоронила наши отношения.
– И что мне с ней делать, с этим врагом? Зачем мне Маринин долг? Прости, кстати, я не хотела тебя бить.
Он сузил глаза.
– «Прости, кстати»? Так, по-твоему, извиняются нормальные люди?
Я слегка закатила глаза.
– Хорошо, просто «прости», без «кстати». Будем ругаться из-за такой ерунды? Мне ведь и в самом деле есть за на что обижаться… Почему ты не позвонил?
– Потому что не мог. Она все время была со мной и мне пришлось играть оскорбленного самца, чтобы ничего не заподозрила.
– То есть это я дура – должна была догадаться, куда ты пропал и что затеваешь? Ты хоть представляешь себе, что я пережила за эти несколько часов?
– Не важно, что ты пережила. Это не повод распускать руки. А если я тебе вот так же заеду?
Я вскочила, сверкая глазами.
– А заедь! Давай, если легче станет! Потому что становиться на колени и умолять простить меня я не стану!
В мгновение ока он оказался рядом, схватил за плечо, развернул и прижал к столу животом.
– И заеду, чтоб впредь неповадно было. Только не по лицу.
– Пусти! – испуганно пискнула я, прижатая широкой ладонью к поверхности стекла.
И тут же получила по заднице… другой широкой ладонью.
Все мое тело сотряслось от удара.
Хотя нет, не удара – для удара ладонь была слишком мягкой.
Шлепка. Шлепка, черт бы его подрал!
Он меня шлепает! Шлепает как сопливую, провинившуюся девчонку!
Дернувшись, я попыталась вырваться. Бесполезно. С тем же успехом могла попытаться выползти из-под наехавшего на меня бульдозера.
Еще один шлепок!
Я вскрикнула – не от боли, нет. Скорее от возмущения. А еще от странной, пульсирующей дрожи, пронзившей меня сверху донизу, отзываясь в каждом сантиметре кожи.
Короткими вспышками дрожь прокатилась по телу, и я судорожно выдохнула…
