Летописный рассказ о взятии города с помощью спрятанных в ладьях воинов и самопрезентации завоевателей в качестве купцов исследователи традиционно относят к числу «бродячих», фольклорных, упоминая многочисленные параллели от Древнего Египта до средневековой Европы
[111]. При этом, как правило, ссылаются на работу известного литературоведа А. С. Орлова, опубликованную ещё в 1906 году. Эта работа посвящена исследованию литературных повестей о взятии Азова донскими казаками в 1637 году и об Азовском осадном сидении 1641 года. Дело в том, что, согласно этим произведениям, казаки взяли турецкий Азов хитростью. Они нагрузили на телеги разные товары, а в некоторых телегах спрятали вооружённых воинов, прикрыв их товарами; сопровождавшие же телеги казаки, в том числе и атаман, переоделись иноземными купцами и таким образом смогли проникнуть внутрь города. Нечто подобное проделал летом 1668 года Степан Разин, захватив персидский город Фарабат на побережье Каспийского моря в Мазандаране — разинцы смогли перебить местных жителей, прикинувшись купцами, правда, никаких телег с товарами в этом случае не было. А. С. Орлов в своей работе целую большую главу посвятил возможным аналогам этого рассказа, назвав её: «О проникновении воинов в укреплённое место хитростью, при помощи переодевания и скрывания внутри разных предметов. Опыт библиографического обзора сюжета»
[112]. В этой главе, правда, в основном пересказываются и цитируются труды предшествовавших авторов, а собственно новых аналогий приведено совсем немного — это действительно скорее библиографический обзор. Однако что же обнаруживается в результате оного?
А. С. Орлов упоминает многочисленные примеры из разных культур, когда во время военных действий используются подобного рода хитрости (сокрытие воинов в каких-то вещах) и переодевание в купцов (и не только в купцов), но практически все приводимые им аналогии применительно к летописному рассказу выглядят очень приблизительными. В самом деле, в летописном рассказе нет никакого переодевания (хотя в нём просто не было надобности), воины прячутся в кораблях, а цель действий чисто завоевательная (военная). Если учитывать все эти детали, прямых аналогий «киевскому» сюжету находится не так уж и много (в противном случае пришлось бы привлекать очень широкий круг сюжетов от троянского коня до Али-Бабы и сорока разбойников). Из упомянутых А. С. Орловым (со ссылками на предшественников) примеров более-менее похожими кажутся лишь рассказы поэмы «Ортнит» (входящей в цикл поэм о Дитрихе или Тидреке Бернском) и поэмы «Кудруна». Поэма об Ортните была создана во второй половине 1220-х годов, «Кудруна» и того позже — в 1230–1240-х. Иными словами, это куда более поздняя традиция, чем зафиксированные в летописи предания об Олеге.
В «Ортните» герой поэмы, король Ломбардии Ортнит захватывает город Судерс (то есть Тир) в Сирии (с намерением жениться на дочери местного короля), представившись купцом и спрятав воинов в кораблях
[113]. Его помощником в этом деле выступает русский князь Илья, дядя Ортнита по матери — эта деталь и сближает рассказ поэмы с Русью
[114]. В «Кудруне» король неких «хегелингов» Хетель хочет жениться на дочери ирландского короля Хагена Хильде и отправляет в Ирландию своих датских родичей и вассалов, которые решают взять с собой богатые товары, чтобы щедрой торговлей прельстить сурового ирландского правителя, убивавшего сватов к его дочери. По совету мудрого воспитателя Хетеля Вате, «на нашем судне пусть выстроят настил, под ним дружину спрячут с оружием на случай, коль не отпустит с миром из Эйре нас витязь могучий. Во всём вооружении бойцов не меньше ста везти придётся скрытно в те дальние места». Когда посланцы достигают Ирландии и начинают торговать, король Хаген с дружинниками лично приезжает к ним на берег, чтобы узнать, кто они и откуда
[115]. Впоследствии посланцам Хетеля удаётся заманить Хильду на корабль и увезти с собой. Здесь примечательно, что хитрость отнесена к датчанам, то есть явно вписана в скандинавский контекст. При всем сходстве деталей главной целью и в «Ортните», и в «Кудруне» выступает женитьба — собственно ради «добывания» женщины и затеваются все уловки. Это, конечно, принципиально отличает летописный рассказ от поэтических сюжетов XIII века.
В собственно древнескандинавской литературе есть похожий эпизод в «Деяниях данов» Саксона Грамматика, написанных на рубеже XII и XIII веков. В IX книге этого произведения рассказывается об одном из сыновей датского конунга середины IX века Рагнара Лодброка — Хвитсерке (Видсерке), который стал королём скифов после того, как Рагнар покорил Геллеспонт (под этим именем подразумевается некое королевство на Востоке, соседствующее с одноимённым проливом, нынешним Босфором). При этом сыновья погибшего короля Геллеспонта были женаты на дочерях короля рутенов, то есть Руси. Одному из них, Даксону, удалось расправиться с Видсерком: «Схватить его, совершив нападение под видом встречи для заключения мира между ними. Видсерк радушно встретил Даксона, тот же, заранее вооружив и подготовив своих людей, велел им на своих повозках под видом торговцев проникнуть в город и ночью напасть на дом хозяина»
[116]. Видсерк был пленён, а затем казнён. О гибели Видсерка сообщает также «Сага о Рагнаре Лодброке и его сыновьях», указывая лишь, что он был захвачен в плен в Аустрвеге (то есть на «Восточном пути») без подробностей о том, как это произошло
[117]. Рассказ Саксона, казалось бы, близок к летописному сюжету о захвате Киева, однако роднят их только две детали — представление воинов торговцами и захватническая цель самого деяния. Тем не менее сопоставление этого явно фантастического эпизода произведения Саксона, отсылающего в то же время к Востоку и в какой-то степени к Руси, с летописным рассказом стало весьма распространённым (указывает на него и Е. А. Рыдзевская)
[118]. Исследовательница, впрочем, сомневается в некоей связи этих двух мотивов, полагая, что они являются вариантами одного и того же распространенного сюжета, возникшими независимо друг от друга.
Ещё одна, совсем уж приблизительная параллель обнаруживается в древнескандинавской «Пряди об Эймунде Хрингссоне», сохранившейся в составе «Саги об Олаве Святом» и написанной в конце XIII века (хотя в тексте пряди говорится, что её рассказ составлен со слов непосредственных участников событий). В пряди описана усобица сыновей Владимира и среди прочего рассказывается об убийстве варягом Эймундом конунга Бурицлава, под именем которого мог подразумеваться князь Борис Владимирович. Для того чтобы не привлекать к себе внимания, Эймунд и его товарищи выехали из города, «снарядившись как купцы, и не знали люди, что значит эта поездка и какую они задумали хитрость»
[119]. Здесь опять-таки общий мотив представления себя купцами
[120], но не более того.
