Рассмотренные примеры ясно показывают распространённость уловки со спрятанными воинами и переодеванием в купцов в скандинавском мире, однако все они зафиксированы в более поздних источниках, нежели Повесть временных лет, и, следовательно, относятся к более позднему времени (предполагать их древний характер нет оснований). Возможно, они отражают реально существовавшую военную хитрость, в использовании которой нет ничего удивительного
[121]. В таком случае нет особенных оснований не доверять летописному рассказу о спрятанных Олегом в ладьях воинах и об объявлении им себя торговцем, идущим по Пути из варяг в греки.
Странным может показаться разве что тот факт, что, представляясь купцом, Олег зовёт к себе Аскольда и Дира и те приходят к нему. В Повести временных лет это до некоторой степени объясняется фразой «придите к нам, к родичам своим», вложенной в уста самого князя. Под «родичами» здесь, конечно, следует подразумевать принадлежность не к одному роду или семье, а к одному народу — варягам-скандинавам. Впрочем, следует иметь в виду и относительную редкость больших торговых караванов, шедших по днепровскому торговому пути в то время — интенсификация торговли с Византией начинается уже позднее. То, что Олег возглавлял немаленькую, по-видимому, дружину, делало такой торговый караван ещё более заметным.
Как бы то ни было, приход князей к проплывавшему мимо купцу требовал какого-то объяснения, и таковое было найдено в Никоновской летописи, составленной во второй четверти XVI века. При этом летописец опирался, прежде всего, на рассказ Новгородской первой летописи, дополнив его отдельными деталями из летописной традиции, восходящей к Повести временных лет (так, например, в Никоновской летописи ничего не говорится о захвате Любеча). Само же повествование о захвате Киева сопровождено некоторыми новыми подробностями: «Игорь же и Олег творящася мимоидуща, потаистася в лодиах, и неким дружине своей повеле изыти на брег, сказав им дела тайная, а сам творяшеся болезнуа, и ляже в лодии. И посла ко Асколду и Диру, глаголя: "гость есмь подугорский, и иду в греки от Олга князя и от Игоря княжича, и ныне в болезни есмь, и имам много великаго и драгаго бисера и всякого узорочиа; еще же имам и усты ко у стом речи глагол ати ваша к вам, да без коснениа приидите к нам". Пришедшим же им скоро в мале зело дружине, и в лодию влезшим видети болнаго гостя, и рече им: "аз есмь Олег князь, а се есть сын Рюриков Игорь княжич"»
[122]. После этого Аскольд и Дир были убиты.
Итак, Олег притворился больным и лёг в ладье, послав сообщить Аскольду и Диру о том, что он купец, идущий в Византию с богатыми товарами — крупным и дорогим жемчугом и прочими драгоценностями, что он хочет поговорить с князьями с глазу на глаз и просит их немедля прийти. Аскольд и Дир с немногими дружинниками приходят прямо в ладью к Олегу, где их и настигает смерть. Речным жемчугом Русь была богата, однако сведения об этом промысле для домонгольского времени отсутствуют, а вот в XVI веке он уже существовал. Таким образом, составитель Никоновской летописи отнёс хорошо знакомые ему реалии своего времени к древней эпохе. Жемчуг и драгоценности оказались под его пером предлогом для приглашения Олегом Аскольда и Дира к себе. Дополнение о мнимой болезни хоть и могло в какой-то степени объяснить этот приход, но всё равно выглядело не вполне естественным. Наконец, летописец прибегнул к ещё одной уловке Олег, который будто бы хотел поговорить с Аскольдом и Диром с глазу на глаз («усты ко устом») — всё это в целом должно было служить объяснением не очень понятного поведения киевских князей.
Однако если для XVI века приход правителя к проезжему купцу мог показаться невероятным, то для раннего средневековья в такой ситуации не было ничего экстраординарного — вышел же к купцам сам жестокий ирландский король в рассказе той же «Кудруны». В реальности того времени также могли возникать подобные ситуации
[123]. В «Англосаксонской хронике» описывается одно из ранних нападений викингов на Англию. Оно произошло в 789 году, когда в Уэссексе правил король Бертрик: «И в его дни впервые приплыли три корабля, и герефа (представитель короля. — Е. П.) поскакал к ним и хотел отвести корабельщиков в королевский город, поскольку он не знал, кто они такие; и его убили. Так впервые корабли данов приплыли в землю англов»
[124]. В другой хронике — Этельверда — сообщается, что этим городом был Дорсет на южном побережье Англии. По-видимому, королевский представитель решил, что прибывшие являются купцами, и по закону должен был проводить их в город, чтобы уладить все формальности
[125]. Сложно сказать, впрочем, насколько сами викинги пытались мимикрировать под торговцев. Как бы то ни было, выход местных начальников к купцам, как видим, мог иметь место в действительности.
В представлениях летописцев Олег обосновывал своё право на власть простым утверждением — Аскольд и Дир не принадлежат к княжескому роду, а сам Олег принадлежит. Более того, он демонстрирует соправителям сына Рюрика, как бы зримо доказывая его права на эти земли и княжеский стол. Сложно сказать, насколько это поздняя реконструкция летописцев, домысливание ими ситуации, когда выстраивалась спрямлённая линия преемственности власти, в которой Аскольд и Дир оказывались узурпаторами. Ссылка на Игоря имела смысл только в том случае, если киевские князья знали Рюрика, но ведь и они оказывались в летописях связанными с ним — «не племени его, но боярина». Ясно лишь, что постепенно сложилось представление о том, что князем на Руси мог быть только потомок Рюрика, «никто, кроме Рюриковича, князем быть не мог»
[126]. Но насколько слова Олега адекватны тогдашней реальности, остаётся только гадать. Во всяком случае, по меньшей мере до 980 года на Руси оставались княжеские семьи, к Рюриковичам не принадлежавшие. Как бы то ни было, Аскольд и Дир пали жертвами хитроумной завоевательной политики Олега.
Повесть временных лет упоминает могилы князей — Аскольда похоронили на горе, «которая называется ныне Угорской, где теперь Олмин двор», причём летописец поясняет, что «на той могиле Олма поставил церковь святого Николы»; «а Дирова могила — за церковью святой Ирины»
[127]. Таким образом, названы конкретные топонимы Киева, и оказывается, что оба князя были похоронены в разных местах. Эта разница в расположении их могил в основном и заставляла исследователей сомневаться в одновременном правлении и времени жизни Аскольда и Дира (помимо неких общих логических заключений). Может ли такая топография служить в данном случае аргументом? По всей видимости, нет. Во-первых, совершенно необязательно оба князя должны были быть захоронены вместе — причины захоронения в разных местах могли быть самыми разными, а некрополь в Киеве явно был не один. Во-вторых, само слово «могила» необязательно указывало именно на захоронение. В летописях упоминаются, например, разные «могилы» Олега — виной тому и народная молва, помещавшая их в разных местах, и возможное наличие нескольких поминальных курганов для выполнения тризны, не обязательно сопровождавшейся реальным захоронением (об этом речь впереди). А главное, указание на существующие могилы князей и вообще «привязка к местности» — обычный приём летописца, с помощью которого он подтверждает реальность своего рассказа.
