На связь каспийских походов русов с византийскими давно указывали многие исследователи. «Создаётся впечатление, что русы старались решить с наименьшей затратой сил и средств сразу двуединую задачу — добиться успеха и в империи, и на Кавказе — обе цели лежали друг от друга недалеко, сравнительно с расстоянием, уже преодолённым до Южного Причерноморья»
[341]. Однако военное движение на Каспий было теснейшим образом связано со взаимоотношениями с Хазарским каганатом и отнюдь не представляется простой с международной точки зрения задачей. Какие же цели преследовали хазары и как были связаны каспийские походы с русско-византийскими отношениями?
Поход был в определённой степени выгоден Византии, поскольку в это время обострились отношения империи с халифатом в Закавказье. Противником Византии здесь выступал тот самый наместник Азербайджана Юсуф ибн Абу-с-Садж, с которым у русов произошло сражение. Таким образом, объективно поход русов отвечал византийским интересам, и, возможно, обязательство его совершить каким-то образом проистекало из условий того мирного русско-византийского договора, начало заключения которого относится к 907 году. В самих текстах, приведённых в Повести временных лет, впрочем, ничего о взаимоотношениях с халифатом не говорится, однако «вовсе не обязательно, чтобы такой договор отражал все аспекты соглашения двух сторон. Могли быть и секретные статьи, устные обязательства»
[342]. С другой стороны, для осуществления такого похода необходимо было и согласие Хазарии. Отношения Византии с каганатом в этот период были мирными, поэтому сложностей не возникло
[343]. Но и сам каганат был заинтересован в военных действиях русов против мусульманских правителей Прикаспия. Отношения Хазарии с Дербентом и Ширваном были откровенно враждебными и сопровождались даже военными столкновениями
[344]. Торговое соперничество мусульманских портов с Итилем вызывало явную напряжённость. Не лучше обстояло дело и во взаимоотношениях хазар с владениями Саманидов на южном Каспии. Саманиды подстрекали огузов к набегам на Хазарию, и в этих обстоятельствах военные действия против них объективно ослабляли противников каганата
[345]. Таким образом, хазары были готовы поддержать любые действия, направленные против своих мусульманских соседей в прикаспийских землях, тем более нападения с моря (ведь сам каганат, как уже упоминалось, своего флота не имел). Важное торговое значение Абаскуна также не могло не привлечь внимания хазар, стремившихся, по-видимому, взять под свой контроль всю каспийскую торговлю. Совпадением интересов Византии, Хазарии и Руси на Каспии и можно объяснить столь серьёзную военную кампанию, которую организовали русы и которая продолжалась относительно долгий период времени.
Между тем конец похода для Руси оказался трагическим. Не только мусульманская гвардия кагана, но и христиане Итиля, а ими были, по всей видимости, купцы, обеспокоенные блокадой русами каспийской торговли
[346], выступили против русского войска. Довершили дело буртасы и болгары, находившиеся с хазарами в напряжённых отношениях и, вероятно, воспринимавшие русов как союзников хазар
[347]. Поход между тем был первым столь значительным, но отнюдь не последним военным появлением русов в прикаспийских краях.
Практически одновременно с событиями на Каспии Олег направляет своих послов в Константинополь для окончательного заключения договора, что и произошло в начале сентября 911 года. Ясно, что сам князь в каспийской эпопее участия не принимал, но имя некоего Олега тем не менее оказалось связанным с каспийскими берегами, и это упоминание вызвало большой отклик в исторической науке.
Речь идёт о так называемом Кембриджском документе — очень интересном источнике, связанном с историей Хазарии, написанном на еврейском языке еврейским письмом и обнаруженном в начале 1910-х годов. История этого открытия вкратце такова. В городе Фустате, который в Средние века был столицей арабского Египта и является историческим предшественником Каира (сейчас это одна из частей города), при синагоге существовало огромное хранилище старых рукописей (гениза), в которой хранились документы (в значительной части в виде отрывков) начиная с конца IX века. Еврейская религиозная традиция запрещает уничтожение священных текстов, как и вообще текстов, содержащих сакральные имена. Этот архив имеет уникальный характер, благодаря как сохранности документов (из-за соответствующего подходящего климата), так и их объёму (каирская еврейская община была одной из самых крупных и значимых в период Средневековья). Документы каирской генизы начали активно изучаться со второй половины XIX века и попали в разные собрания (некоторая их часть имеется даже в Российской национальной библиотеке в Петербурге). Самый крупный их комплекс был в 1896 году перевезён в библиотеку Кембриджского университета выдающимся учёным-гебраистом профессором Соломоном Шехтером (1847–1915). Среди этих документов Шехтер обнаружил и опубликовал в 1912 году и интересующий нас источник, который по месту своего хранения обычно именуется Кембриджским документом.
Текст этот представляет собой отрывок послания, причём сам сохранившийся документ написан на бумаге в конце XI века и является копией оригинального письма. Исследование других документов того же собрания показало, что дошедшие до нас листы (всего их два, и текст занимает таким образом четыре страницы) являлись частью некоего кодекса, который включал копии и других писем, близких по времени и содержанию
[348]. Сами же послания, исходя из их содержания, относятся к середине X века. На русский язык первый перевод Кембриджского документа был осуществлён знаменитым востоковедом и гебраистом Павлом Константиновичем Коковцовым (1861–1942), посвятившим комплексу хазарско-еврейских источников X века специальную монографию
[349]. Коковцов, впрочем, сомневался в исторической подлинности самого документа, полагая, что он был составлен не раньше конца XI века (а может быть, даже и в XII–XIII веках) с использованием некоторых исторических данных, относящихся к X веку, но в форме письма, как бы синхронному тому времени
[350].
Новое исследование Кембриджского документа, осуществлённое профессором Чикагского университета Норманом Голбом в контексте иных документов каирской генизы того же времени, позволило не только существенно уточнить прочтение самого текста (физическая сохранность документа, разумеется, отнюдь не идеальна), но и снять вопрос о его подлинности. Теперь вряд ли можно сомневаться в том, что Кембриджский документ представляет собой копию письма, написанного подданным хазарского царя Иосифа, неким иудеем, по-видимому, в Константинополе
[351]. Поскольку начало письма утрачено, адресат его неизвестен. Однако ещё в самом начале научного исследования этого источника он был соотнесён с так называемой Еврейско-хазарской перепиской X века, известной в публикациях ещё с конца XVI века. Эта переписка представляет собой два письма, которыми обменялись Хасдай ибн Шапрут (Шафрут), иудей, служивший при дворе кордовского халифа Абд ар-Рахмана III, и хазарский царь Иосиф (ответное послание Иосифа сохранилось в двух редакциях).
