В хронике Георгия Амартола соответствующий пассаж находится в разделе о правлении императора Домициана
[401] — оттуда он и был взят летописцем. Что же привлекло его внимание? Очевидно, толкование языческих предсказаний и чудес в качестве бесовских. Но ясно и другое — упоминаемые чудеса Аполлония Тианского (не являющиеся, кстати, пророчествами) связаны со скорпионами и конями. Здесь «действуют» те же самые атрибуты, что и в легенде о смерти Олега. Кроме того, в тексте содержится увещевание не совершать действий, ожидаемых дьяволом, при подобных пророчествах. Поскольку сами языческие чудеса имеют дьявольскую природу и посланы людям ради искушения. Язычник Олег, по сути, «поддался» пророчеству, первоначально поверив ему, и совершил некие действия, с ним связанные. За это его постигла смерть. Видимо, этот аспект хотел подчеркнуть летописец, вводя в заключение своего повествования отрывок из Георгия Амартола. Чародейство может сбыться от волхования, но это волхование имеет бесовскую природу. В какой-то степени смерть язычника Олега может неявно сопоставляться и со смертью язычника «Доментиана» (Домициана)
[402], хотя о самой смерти римского императора (и предсказании Аполлония в связи с ней) летописец не упоминает.
Интересно, что «скоропии» (то есть скорпионы) из рассказа об Аполлонии Тианском в позднем летописании перешли в известие о смерти Олега. В ряде летописей второй половины XV века известие о смерти Олега представлено следующим образом: в Ермолинской летописи — «В лето 420. Во осенине умре Олегъ, уяденъ скоропиею из главы мертваго коня своего, княживъ леть 33 и погребенъ бысть на Щековице горе»
[403]; в «Летописце о 72-х язык»: «В лето 420. В осени Олег оумре оуяден скоропиею из главы коня своего, княжив лет 33, погребен на Щековице горе»
[404]; в Сокращённых летописных сводах 1493 года: «В лето 6420. Умре Олегъ, уяден скоропиею из главы коня своего, княживъ лет ЗЗ»
[405], — и 1495 года: «Оумре Олегъ в лето 420, оуяденъ скорпиею из главы коня своего, княживъ лет ЗЗ»
[406]. Очевидна общая летописная традиция этих известий, восходящая тем не менее к Повести временных лет, о чём свидетельствует указание на погребение в Киеве. В этой традиции легенда о смерти редуцировалась до краткого сообщения о том, что Олег умер от укуса «скоропии», вышедшей из главы коня.
Ещё один поздний мотив заставляет Олега приказать не просто отослать коня, а убить его. Эта деталь зафиксирована в Устюжской летописи, которая объединяет в данном случае и традицию Новгородской первой, и традицию Повести временных лет. Вот как изложена здесь история смерти князя: «И по сем (рассказ следует за сообщением о походе на греков. — Е. П.) иде Ольг к Новуграду и оттуду в Ладугу. Се же Ольг княжить лет 33, и умре от змия уяден, егда иде от Царяграда, перешел море и поиде полем на конех. Прежде сих лет призва Ольг волхвы своя и рече им: "Скажити ми, что моя смерть?" Они же реша ему: "Смерть твоя от любимого коня твоего". Бе же у Ольга конь любим, на нем же всегда ездяше. И повеле отроком своим: "Да изведше его далече в поле и отсекут главу его, а самого повергнут зверем земным и птицам небесным". Егда же от Царяграда иде полем, и наеха главу коня своего суху, и рече боляром своим: "Воистинну солгаша волхвы наша, да пришед в Киев, побию волъхвы, яко изгубиша любимаго коня". И слес с коня своего, хотя взята главу коня своего сухую кость, и лобзат ю, понеж зжались по коне своем. И абие изыди из главы из коневы ис сухии кости змии, уязви Ольга в ногу по словеси волхвовы, ему ж они прорекоша: "Умре от своего любимаго коня". И оттоле же розбалеся и умре. И могила его в Ладозе. Игорь же нача княжить»
[407]. Устюжская летопись была создана в первой четверти XVI века, её вторая редакция (так называемый Архангелогородский летописец) — в начале XVII века. В этой редакции известие о смерти Олега приведено без изменений
[408].
Как видим, устюжский летописец добавляет сразу несколько деталей: Олег велит своим слугам убить коня, отсечь ему голову, а тело бросить на съедение зверям и птицам. «Встреча» Олега с конским черепом происходит на обратном пути из цареградского похода (Олег идёт к Новгороду, а оттуда в Ладогу). Убедившись в ложности предсказания, Олег намеревается казнить волхвов, ставших причиной гибели его любимца. Он жалеет убитого коня, берёт в руки его череп и даже целует его. В этот момент из черепа выползает змея, которая жалит Олега в ногу. Умершего Олега хоронят в Ладоге. Нет никакого сомнения в творческой работе летописца. Легенда о смерти превращена в трогательное повествование, расцвеченное некоторыми «бытовыми» деталями. Это уже не бережное сохранение устной легенды как в Повести временных лет, а литературное творчество позднего древнерусского историописания. Подобными подробностями изобилуют повествования и других летописей того же времени. Поэтому видеть в рассказе Устюжской летописи отголоски какого-то варианта первоначальной легенды абсолютно невозможно
[409].
Сама по себе смерть Олега от укуса змеи во исполнение предсказания волхва выглядит необычной, чудесной. Это сближает её с другими, известными нам кончинами древнерусских князей языческого времени
[410]. Как умер Рюрик, неизвестно, и предание не сохранило этого рассказа. А начиная с Аскольда и Дира, русские князья умирают отнюдь не тривиально (гибнут в битвах, например), напротив, рассказы о их смерти представляют собой весьма запоминающиеся и любопытные случаи. Аскольд и Дир предательски убиты Олегом и его воинами, представлявшимися купцами. Олег умирает от укуса змеи, выползшей из черепа коня, что ему предсказывали в неявном виде волхвы. Игорь гибнет от рук древлян, во время осеннего полюдья. Из «Истории» Льва Диакона известно, что его привязали к двум наклонённым стволам деревьев и разорвали надвое. Святослав гибнет из-за печенежской засады на днепровских порогах, а из его черепа делают чашу. Притом все эти примечательные сюжеты находят типологические аналогии в рассказах древнескандинавской «Саги об Инглингах», открывающей масштабный свод саг «Круг Земной» Снорри Стурлусона
[411].
