Рассматривая сюжет легенды в целом, нельзя не отметить его распространённости и аналогов. В самом общем смысле он отвечает хорошо известной фольклорной схеме — предсказание судьбы или смерти и попытки избежать её, как правило, безуспешные. Сказки такого сюжетного типа распространены очень широко, при этом зачастую смерть появляется из неожиданного места. Среди таких сказок и легенд можно обнаружить почти точные аналоги легенды об Олеге: смерть наступает от черепа животного (это может быть, к примеру, его рог), от укуса змеи, смерть жалит в ногу (или хватает за ногу). Герой, думая, что он избавился от «агента смерти», пинает или наступает на него (например, на тот же череп). Иными словами, сюжетная схема повествования о смерти Олега имеет фольклорный источник, а её детали можно обнаружить в сказках и преданиях довольно большого ареала (вплоть до Индонезии)
[426]. Нас, однако, должны интересовать схожие сюжеты в древнерусской традиции и культурах, близкого к ней ареала.
В русском фольклоре череп, несущий герою смерть, встречается в былинах о Василии Буслаеве. Так, былинный персонаж пинает лежащий на дороге человеческий череп, после чего тот предсказывает ему смерть. На Сорочинской горе Василий, несмотря на предостережение, скачет вдоль высокого камня и погибает: «Захотелось Василью вдоль скакать, / Разбежался, скочил вдоль по каменю — / И не доскочил только четверти / И тут убился под камнем. / Где лежит пуста голова, / Там Василья схоронили»
[427]. Такие детали, как череп (правда, человеческий и говорящий), гора и пинок героя, сближают сюжет былины с легендой об Олеге, хотя полной аналогии здесь нет. Скакание вдоль камня, несмотря на предостережение, встречается в фольклоре и применительно к былинному Вольге (Олегу), при этом камень задевает подковами конь
[428]. Однако всё это лишь похожие примеры, показывающие фольклорную основу рассказа о смерти от коня.
В западноевропейских легендах вроде бы встречаются близкие к летописному пассажу мотивы. Так, в немецком предании человек, которому предсказана смерть от коня, приказывает его убить и вывешивает шкуру во дворе. Когда же она высыхает, то герой сдёргивает её со словами: «Проклятая скотина, ведь не убила же ты меня!» — после чего шкура сваливается ему на голову и убивает. Этот рассказ служит объяснением одной немецкой поговорки
[429] и явно создан непосредственно с этой целью (когда появилось само предание, не вполне ясно).
Более близкая, казалось бы, аналогия — кентская легенда «Серый дельфин»
[430]. Здесь колдунья предсказывает барону смерть от коня и барон убивает «Серого дельфина» (так звали коня). Спустя три года он снова видит колдунью, сидящую на лошадином черепе, которая исчезает. После этого раздосадованный тем, что поверил в предсказание, барон пинает ногой череп, который катится и падает в море. Но тут барон чувствует боль в ноге и оказывается, что зуб от черепа поранил ему палец правой ноги. От этой занозы барон умирает. Легенда была опубликована английским писателем Ричардом Бархамом (1788–1845) в его сборнике «Легенды Инголдсби» (Инголдсби — псевдоним литератора), опубликованном в конце 1830-х годов, и имеет подзаголовок «Легенда острова Шеппи» (остров у побережья графства Кент). Обративший внимание на это произведение уже упоминавшийся историк литературы А. И. Лященко считал его вполне аутентичным и, возможно, связанным с эпохой викингов, затронувшей средневековую Англию. Однако важно иметь в виду, что сборник Бархама представляет собой литературный памятник эпохи романтизма, когда создавались многочисленные стилизации и подражания средневековым легендам. Поэтому совершенно необязательно видеть в них «отголоски» фольклорной традиции — скорее, это литература по мотивам фольклора, столь популярная в период романтического отношения к национальному прошлому
[431].
Итак, следует признать, что прямых, непосредственных и достоверных аналогов летописной легенде о смерти Олега в фольклорной традиции Древней Руси и средневековой Европы не находится, за одним лишь, но принципиально важным исключением. Речь идёт о древнескандинавской «Саге об Одце Стреле» («Орвар-Оддс сага»).
«Сага об Одце Стреле» относится к числу так называемых «саг о древних временах» — одного из типов исландских саг, выделяемых в науке. Сам термин «саги о древних временах» условен и был введён в научный обиход датским историком и филологом, публикатором произведений древнескандинавской литературы К. К. Равном (1795–1864) в конце 1820-х годов. «Саги о древних временах» повествуют о легендарной древнескандинавской истории — преимущественно героическом прошлом до эпохи викингов (хотя целый ряд саг этого типа затрагивает и её) и созданы сравнительно поздно, не ранее середины XIII века (существуют, впрочем, предположения и о более раннем времени их создания). Эти саги представляют собой в значительной степени произведения литературного, нежели исторического характера, они наполнены массой вымышленных персонажей, занимательных историй, зачастую сказочного типа, а реальное историческое прошлое отражено в них столь опосредованно, что в науке долгое время господствовало скептическое отношение к ним, как к источникам по истории древней Скандинавии (да и в самой скандинавской культуре такие саги даже называли «лживыми»). Тем не менее во многих из них отразились интересные сюжеты, связанные с Древней Русью. Такова и «Сага об Одце Стреле», которую причисляют к «викингским сагам» — одному из видов «саг о древних временах». «Викингские саги повествуют о странствиях своих героев в чужих странах в поисках богатства и приключений. Время действия в них обычно отнесено к эпохе викингов»
[432].
Создание «Саги об Одце Стреле» датируется концом XIII — началом XIV века (наиболее ранняя датировка — между 1265–1275 годами). Повествует же она о событиях X века. Самый ранний дошедший до нас список саги датируется началом XIV века (рукопись хранится в Королевской библиотеке в Стокгольме). В нём представлена так называемая краткая редакция памятника. Ко второй половине XIV века относится и ещё одна рукопись, содержащая промежуточную редакцию саги (отличающуюся от краткой). Однако известны и более поздние рукописи (две — XV века, одна — конца XVII века), в которых представлена пространная редакция. Эта редакция включает ряд интерполяций, повествующий как раз о событиях в Гардарики, то есть на Руси
[433]. Поразительный факт (хотя при более глубоком знании истории отечественной исторической науки ему и не приходится удивляться) заключается в том, что до сих пор отсутствует академический перевод саги (с комментариями) на русский язык, несмотря на то, что это один из важнейших источников, связанных с начальной историей Руси.
