– Ну ладно, если вам не нужно – я предложу этот крем кому-нибудь другому. Желающие всегда найдутся. Например, Инга Соколова охотно его возьмет…
– Нет-нет! – выпалила Карина. – Я возьму этот крем! Возьму непременно!
– Хорошо, тогда приезжайте через час в кафе «Пиноккио» на Петроградской.
Жанна Романовна нажала кнопку отбоя и пересела к туалетному столику с большим зеркалом. На Женин недоуменный взгляд она проговорила:
– Времени у нас мало, но я никогда не отправляюсь на встречу, не приведя себя в порядок!
– Вы, по-моему, и так в полном порядке…
– Это только на первый взгляд! – отмахнулась Жанна.
Она поправила волосы, мазнула губы бледно-розовой помадой, прошлась по лицу пуховкой с тональной пудрой, затем повернулась к Жене и покачала головой:
– Тебе тоже нужно что-то сделать с лицом… чем ты занималась? Чистила дымоходы?
– Почти в точку…
Женя вздрогнула, вспомнив, как ползла по узкому вентиляционному каналу, вся в пыли и в паутине, а где-то рядом в темноте пищали крысы. И откуда у нее только силы взялись? Сейчас кажется, что умерла бы там на месте от ужаса.
И снова Жанна Романовна почувствовала ее состояние, она усадила ее перед собой и несколько минут поработала над Жениной внешностью и удовлетворенно кивнула:
– Ну, теперь ты похожа на человека… Вот только одежда… Дорогая, ну нельзя же так…
Женя оглядела себя. Да уж, если бы джинсы и куртка не были так изгвазданы, они все равно годились бы только на помойку. И кроссовки тоже. И если раньше, когда все было хоть и не новое, но чистое, такая одежда подходила замухрышке с жидким пучком волос на затылке, то теперь все выглядело ужасно.
– Я же оставила у вас новые джинсы и ботинки тоже… – буркнула Женя.
– А кто тебе сказал, что джинсы – это повседневная одежда? – прищурилась Жанна Романовна. – Нет, я, конечно, допускаю, что в этом… – она поморщилась, – можно поехать за город копать картошку или же в лес по грибы, но ты же все-таки ходишь в офис…
– А вы знаете, сколько я получаю? – Женя повысила голос, она сердилась, потому что Жанна Романовна была права, одевается она ужасно, и дело тут не в деньгах.
– Дело не в деньгах, – снова Жанна прочитала ее мысли, – знала бы ты, как мы в свое время жили… исхитрялись, как могли… Странно, что твоя мама тебя не приучила… или ты сирота?
– Не сирота, – Женя отвернулась, – были у меня родители…
– Извини, наверное, они пили?
– Капли в рот не брали! Они ругались…
Женя вспомнила, как родители скандалили каждый вечер, редко когда у них в доме было тихо. Тема всегда была одна и та же – она, Женя. Поженились они из-за нее, когда мать была уже на четвертом месяце беременности. Женя помнит свадебную фотографию, где мать стоит бледная, с синяками под глазами, едва сдерживая тошноту, а отец смотрит в объектив в полном отчаянии. Когда она пошла в первый класс, отец фотографию порвал.
Во время ежедневных ссор отец упрекал мать, что она испортила ему жизнь. Он вообще не хотел жениться, а хотел заняться бизнесом, заработать много денег и путешествовать. А мать кричала в ответ, что, если бы не ребенок, она бы на такого, как отец, в жизни и взгляда не бросила, у нее, мол, такие были варианты…
Теперь-то Женя понимает, что все это было полное вранье, то есть мать выдавала желаемое за действительное. Никаких у нее не было вариантов, и красотой она никогда не блистала. Отец тоже был не то чтобы некрасив, но взгляд тусклый, и улыбка неприятная.
Они ненавидели друг друга и подпитывали эту ненависть бесконечными подробностями и воспоминаниями из прошлой жизни – как, кто и когда друг друга подвел, как мать не пустила его когда-то на встречу выпускников, которая могла стать судьбоносной или как отец сломал руку (нарочно же, само собой!), и пришлось не ехать в отпуск в кои-то веки на море.
Когда они уставали, то переключались на Женю – и лентяйка-то она, и учится плохо, и дома совершенно не помогает (хотя все это не соответствовало действительности).
Спокойные вечера выдавались крайне редко – когда кто-то из родителей отсутствовал. Поодиночке они Женю не доставали – им было неинтересно.
Если повторять ребенку одно и то же каждый день по многу раз, то обязательно что-то отложится у него в душе, так что к пятнадцати годам Женя твердо знала, что она законченная уродина – в отца и полная дура – в мать.
Казалось бы, думала потом Женя, выход из положения был у них самый простой: развестись. Развестись и забыть друг о друге. И о Жене тоже, когда она вырастет. Или уж смириться и постараться как-то строить свою жизнь.
Нет, сколько она себя помнит, они жили в одной и той же двухкомнатной квартире, которая осталась матери после рано умершей бабушки, про семью отца Женя никогда и не слыхала. И работал отец по найму, изредка переходил из фирмы в фирму с незначительным повышением оклада, так что непонятно, с чего он собирался заниматься бизнесом и зарабатывать много денег. То есть, поняла позже Женя, все это тоже были пустые разговоры.
Просить у матери денег на какие-то свои нужды Женя зареклась еще лет в десять. Мать заводилась с полуоборота, тут же призывала в свидетели отца, в кои-то веки они были согласны друг с другом. Одевала мать Женю плохо – что купит в магазине, то и подойдет, лишь бы подешевле. Сама она не умела рукодельничать, пуговицу пришить – и то отец неделю зудил, а мать отлаивалась – дескать, по дому ломаюсь с утра до вечера, присесть некогда, а тут еще ты пристаешь со своими глупостями. Работала она учителем в школе, преподавала географию, детей терпеть не могла и этого не скрывала.
Отец в пылу скандалов издевался – ладно бы математику преподавала или русский, тогда бы можно было хоть репетиторством подработать, уж про иностранный язык и говорить не приходится, а тут – нате вам, география, тьфу! Кому она нужна, эта география! Самая бесполезная профессия!
Окончив школу – кстати, не так уж и плохо, – Женя поступила на вечерний факультет университета, причем не сразу, а через два года. На дневной нужны были репетиторы, Жене и голову не приходило заикаться о деньгах.
Работала то тут, то там, потом устроилась в издательство на мелкую должность. Денег платили мало, да еще родители вычитали за питание. Женя даже рада была вечерним занятиям. Уставала страшно, зато приходила домой, когда родители уже отругались, напились чаю и спокойно спали в своей комнате. Похудела за эти пять лет, питалась кое-как, но выдержала, добралась до диплома.
– Дорогая… – Женя очнулась от невеселых мыслей от голоса Жанны Романовны. – Ты где? Вернись, я все прощу! Извини, если я тебя обидела, но сейчас не время задумываться. Время действовать. Вот, примерь-ка, – она протягивала Жене коротенькое пальтецо и узкие клетчатые брючки. Нашлись и ботинки.
– Я верну, – сказала Женя.
– Разумеется, вернешь, это понадобится к спектаклю на следующей неделе.
