Женя вспомнила приключения последних нескольких часов и подумала, что после путешествия по подземелью ей и впрямь не мешало бы принять ванну.
Она попробовала встать…
Но тут же убедилась, что накрепко привязана за руки и за ноги к тяжелому креслу. Кресло было роскошное, позолоченное, как все здесь, но от этого Женино положение не становилось лучше.
Да, ее притащили в ванную комнату вовсе не для водных процедур! А если и для водных – вряд ли эти процедуры ей понравятся!
Не успела она это подумать, как дверь ванной открылась и в нее вошел худенький старичок в круглых очочках, с маленькой аккуратной бородкой и потертым кожаным чемоданчиком. Старичок этот был похож на дореволюционного профессора, каких показывали в старых советских фильмах, или на доктора из пьесы Чехова. Особенно учитывая его чемоданчик.
– Ну, как мы тут? – проговорил старичок, подойдя к Жене. – Очнулись? Хорошо, очень хорошо!
Он взял Женину руку и замолк, видимо, считал пульс.
– Развяжи меня, дед! – Женя постаралась, чтобы в ее голосе не прозвучали жалкие, умоляющие интонации.
– Развязать? – старичок поправил очки и посмотрел на Женю с сомнением. – Я не думаю, что на данном этапе это целесообразно…
Затем он повернулся к двери и громко произнес:
– Можно приступать!
Тут же дверь снова открылась, и в ванную вошел Лев Рокотов. Когда дверь открывалась, звуки сонатины стали громче. Рокотов выглянул из ванной и крикнул кому-то:
– Скажите Константину, чтобы закончил на сегодня!
Музыка тут же затихла.
Рокотов переглянулся со старичком.
– Она готова, готова! – ответил тот на невысказанный вопрос.
– Ну что ж… – Рокотов подошел к Жене, внимательно посмотрел ей в глаза и спросил:
– Это ты?
– Что – я? – растерянно переспросила девушка.
– Не прикидывайся дурой! Отвечай – это ты или он?
– Но скажите же, о чем вы спрашиваете? Я готова ответить, но не понимаю вопроса!
Рокотов отстранился, вопросительно взглянул на старичка.
Тот потер руки и озабоченно проговорил:
– Можно для начала заняться руками… к примеру, ногти… это старая техника, но очень надежная…
У Жени промелькнула дикая мысль, что старичок собирается делать ей маникюр, но она тут же ее отбросила. И до нее дошел весь ужас его слов. Вот этот вот милый, интеллигентный старичок – самый настоящий палач. Вряд ли он станет сам выдирать ей ногти, он, так сказать, теоретик. Но, судя по всему, знаток своего дела, раз Рокотов к нему прислушивается.
– Не надо! – выдохнула она, переводя взгляд с одного мужчины на другого. – Я все вам скажу!
– Вот видите, Лева, – старичок довольно потер руки, – вот видите…
– Ну, так говори! – приказал Рокотов.
– Но скажите все-таки, что вас интересует! Я же должна знать, о чем рассказывать!
– Опять ты за свое? – Рокотов повернулся к старичку. – Давайте уже, покажите, на что вы способны! Только чтобы все было чисто! Без крови и прочего!
– Без крови? Можно и без крови! Я, знаете, сам не очень люблю кровь… Есть очень хороший, проверенный метод…
Старичок взял розовое махровое полотенце, подошел к Жене, схватил ее за волосы и с неожиданной силой откинул ее голову назад. Затем он набросил полотенце ей на лицо. Жене стало трудно дышать. Она почувствовала себя совершенно беспомощной.
Вдруг на полотенце полилась вода. Вода заливала ей рот и нос, стекала за воротник.
Женя пыталась вдохнуть – но вместо воздуха в ее горло попадала вода. Она хрипела, кашляла, захлебывалась, легкие разрывались от боли, сознание мутилось…
Вдруг ей показалось, что она не в роскошной ванной комнате, а в речном омуте, в темной торфяной воде, и водоворот затягивает глубже и глубже, на самое дно, и оттуда, из илистой темноты, к ней тянутся мертвые руки, оттуда на нее смотрят белесые мертвые лица, выпученные глаза, раскрытые в беззвучном крике рты…
Она вспомнила то, что, казалось, давно забыла.
Много лет назад, летом, она была в деревне и там свалилась в омут около старой мельницы… Обычно родители отправляли ее в лагерь, матери как учителю полагалась бесплатная путевка, остальное лето Женя торчала в городе. А в тот раз, после седьмого класса, мать пригласила знакомая пожить в деревне у своей тетки. Денег не брали, а хотели, чтобы квартиранты помогли по хозяйству. Мать необдуманно согласилась, не представляя размеры теткиного огорода.
Тетка поднимала их в шесть часов и отправляла на прополку. Надо сказать, сама она тоже трудилась не покладая рук. Вечером начинался полив, воду таскали ведрами с колонки. Жара в то лето стояла страшная, и днем Женю отпускали купаться с соседской девчонкой Люськой.
Один раз мальчишки уговорили их пойти к старой мельнице, и рыжий Генка подкрался сзади и столкнул Женю в омут. Она растерялась и не сумела выплыть сразу.
Тогда она и видела эту тусклую илистую тьму, тогда к ней и тянулись из-под воды мертвые руки… она уже не пыталась выплыть, уже сдалась на милость тусклой тьмы…
В последний момент в воду прыгнул парень постарше и сумел ее вытащить. Рыжему Генке он тут же насовал плюх, и потом ей не велели никому об этом рассказывать – да она скоро и сама забыла, и вспомнила только сейчас, только сегодня.
И снова в ее душе шевельнулся соблазн – отдаться тусклой тьме, перестать бороться…
И тут в легкие проник воздух, в глаза – свет.
Старичок снял с ее лица полотенце. Женя увидела совсем близко его сильные пальцы с аккуратно подстриженными ногтями и поняла, что он все делает сам, если надо – то и удушит ее прямо здесь.
Она судорожно, хрипло дышала и все никак не могла надышаться. Господи, как же это хорошо – просто дышать! Ей ничего не нужно, кроме воздуха! Почему люди стремятся к богатству, славе, власти? Какая это ерунда по сравнению с возможностью просто дышать! Она готова была на все, лишь бы дышать, дышать, лишь бы не вернуться в илистую безвоздушную тьму…
Старичок приподнял ее веко, заглянул в зрачок, потом повернулся к Рокотову и удовлетворенно проговорил:
– Мне кажется, она готова!
– Ну, так пускай говорит!
И Женя заговорила – быстро, сбивчиво, задыхаясь, давясь словами, только бы не замолкать, только бы ей на лицо не набросили снова это ужасное полотенце…
– Я… я работаю в издательстве, принадлежащем Ушакову… это такое маленькое издательство… совсем крошечное…
– Переходи к делу!
Перед глазами Жени плыли цветные пятна, голова кружилась, но она продолжала говорить, чтобы не вернулась прежняя пытка, чтобы не нахлынула тусклая илистая тьма:
