Мотор, однако, не работал.
Вадим попробовал завести его еще раз и еще… наконец он чертыхнулся, вышел из машины, подошел к капоту, поднял его крышку, чтобы заглянуть внутрь…
И в это самое мгновение сзади к нему кто-то подкрался и надел на голову мешок.
Мешок был грязный и пыльный.
Вадим ослеп и оглох, он чихал и плевался, но из последних сил попытался бороться, попытался сбросить с себя мешок – однако из этого ничего не вышло, а потом его обвязали поперек туловища веревкой, подняли и куда-то потащили.
Сначала Вадим громко ругался и угрожал своим невидимым врагам всеми возможными карами – но вскоре понял, что это ничем ему не поможет, и замолчал.
Его куда-то притащили, посадили на что-то жесткое и чрезвычайно неудобное, а потом кто-то острым ножом прорезал большую дырку в мешке, так что теперь Вадим мог гораздо свободнее дышать и даже кое-что видеть.
Впрочем, он предпочел бы не видеть то, точнее, того, кто стоял перед ним. Это был Андрей Федорович Ушаков.
Вадим зажмурил глаза, словно надеялся, что Ушаков исчезнет – но он никуда не делся. Он по-прежнему стоял перед связанным Вадимом и смотрел на него с презрением.
– Я тебе верил! – проговорил он после затянувшейся паузы. – Я тебе верил, как себе самому!
– Все не так, как ты думаешь, Федорыч! – прохрипел Вадим. – Все совсем не так…
– Да? – насмешливо переспросил Ушаков. – Не так? А как же? Объясни, я послушаю!
– Я поехал с ними, чтобы спасти тебя… чтобы помочь… Рокотов был на тебя очень зол, и он отправил своих людей… я хотел им помешать, но потом понял, что ты и сам справишься, и решил лучше уехать, чтобы не усложнять…
Женя, которая пока стояла в сторонке, прячась за угол, едва не фыркнула громко. Это же надо, совсем ополоумел, никакого правдоподобного объяснения не приготовил. Так в себе уверен, хоть бы чуть-чуть поостерегся, не боится, что его узнали… неужели у нее, Жени, такие выдающиеся актерские способности…
– Чтобы не усложнять? – Ушаков наклонился близко к тому месту, откуда смотрел на него из дырки в мешке Вадим. – По-моему, ты уже и так все усложнил. Настолько усложнил, что не оставил мне другого выбора…
Он навис над Вадимом, в его взгляде презрение переросло в ярость. Он замахнулся и ударил сквозь мешок, целясь в солнечное сплетение. Еще и еще раз…
Вадим охнул, у него перехватило дыхание, лицо побледнело, он раскрыл рот, ловя воздух. Однако в глубине его глаз тлела искра настороженного, расчетливого выжидания. Он знал Ушакова много лет – и не сомневался, что тот не переступит черту.
В его характере не было холодной, расчетливой жестокости, необходимой для эффективного допроса. Сейчас он выплеснет свой гнев и успокоится, вспомнит, как давно они знакомы, сколько всего пережили вместе, и простит, поверит его объяснениям, как бы неправдоподобно они ни звучали…
Ну, не то чтобы поверит, но плюнет и уйдет, выбросив Вадима из своей жизни. Он, конечно, может побить, ногами даже попинать, но быстро устанет от такого времяпрепровождения. Так что Вадим выдержит, это не так трудно.
И вдруг кто-то отодвинул Ушакова в сторону.
На его месте появилась девушка, лицо которой пылало от переполняющей ее ненависти.
Черт, да это самая девка, которую по стечению обстоятельств совершенно случайно замешали в эту историю. И с тех пор так она возле Ушакова и топчется, надо же, выходит, это она его сюда вызвала… Ну что ж, обманула, коза этакая…
Вадим узнал ее и ощутил смутное беспокойство. Впрочем, чего ему бояться? Она не профессионал, всего лишь случайный человек, по недоразумению замешавшийся в большую игру серьезных людей… что она может?
– Ну, здравствуй, друг сердечный! – произнесла Женя не своим, а чужим скрипучим голосом, который слегка дрожал от ненависти. – Вот и снова встретились. Что-то ты в последнее время часто мне на пути попадаешься.
Ушаков в удивлении посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но она махнула рукой, чтобы помалкивал.
– Отвали, коза! – Вадим хотел сказать это пренебрежительно, а получилось тихо и невнятно. – Не лезь, когда серьезные люди разговаривают!
И тут же запнулся, потому что девица изо всех сил стиснула его нос, да еще покрутила. Из глаз тотчас потекли слезы, да еще и дыхание перехватило. Он задергался, пытаясь вырваться, взмахнуть руками, но только расшатал стул. Тогда она его отпустила, напоследок дернув за волосы и брезгливо сморщившись, когда случайно коснулась грязного мешка.
Вадим отдышался и перевел удивленный взгляд на Ушакова. Тот отвернулся. В крошечное окошко заглядывал старикан в сильно поношенном ватнике и кепочке мятым блином. Вадим покрутил головой и взял себя в руки.
– Думаешь, я ничего не могу с тобой сделать? – процедила девица, глядя ему прямо в глаза и как будто прочитав его мысли. – Ошибаешься! Тот милейший старичок, который пытал меня в доме Рокотова, – он меня многому научил. Я запомнила его приемы, его методику, а самое главное – я запомнила… точнее, поняла, прочитала в его глазах, что не нужно воспринимать того, кого хочешь сломать, как человека, как живое, одушевленное существо.
Она прикрыла глаза, будто вспоминая, и продолжила многообещающим тоном:
– Нужно видеть в нем просто предмет, объект для физических опытов. Тогда у тебя не будет никаких ограничений, никаких сдерживающих сил. И тогда ты добьешься всего, чего захочешь… заставишь его сказать и сделать все, выдать все свои тайны…
Она на мгновение отвела от него взгляд и проговорила, как будто размышляя вслух:
– Может быть, начать с воды… вода, конечно, это хорошо, но у мужчин есть такие чувствительные зоны…
– Это… просто… слова… – прохрипел Вадим. – Ты… меня… не запугаешь…
Но в душе его нарастал страх. По ее глазам, по ее интонации он почувствовал, что это не пустые слова, что эта ненормальная девка действительно готова сделать с ним что угодно. И где Альбинка ее только выкопала? Говорила, что полная дура, что запуганная серая мышка, а получается, что все не так.
– Михалыч! – окликнула девица старикана. – У тебя паяльник в хозяйстве есть?
– Паяльник? – дедок заметно оживился. – Паяльника у меня нету, сварочный аппарат есть. Мало ли чего понадобится, а тут Гриша раньше сварщиком работал. Или Миша… Ну, без разницы. Так сказать, чтобы принесли?
– Угу…
Ушаков снова порывался что-то ей сказать, и девица снова отмахнулась от него. Тут в дверь заглянула жуткая волосатая харя с хриплым воплем:
– Куда ставить-то?
– Андрюха! – снова в окно всунулся дедок в кепочке. – Ты выйди пока, покури в сторонке, а то там и так тесно, аппарат некуда втиснуть. А мы быстренько, счас его приварим к стулу, а потом можно и за борт, стул все равно ломаный…
– Куда ставить-то? – заорала харя, и Ушаков, махнув рукой, шагнул к двери.
