Вот и сейчас старик трудился над каким-то письмом. Из-за плохого зрения он так низко склонился над листом пергамента, что едва не водил по нему обвислым носом. Услышав шаги в дверях мастерской, оторвался от работы и поднял взгляд на Иоганна.
– Это ты, мальчик? Как ты вырос, однако! Ты не подумал над моим предложением?
– Каким предложением, герр мастер?
– Помнится, я предлагал взять тебя в ученики. Хотя… ученики неблагодарны. Рано или поздно они предают своего учителя… даже Христос…
– Простите, герр мастер, но я уже вышел из того возраста, когда пристало идти в ученики.
– Твоя правда, мальчик, твоя правда!
Герр Мюнстер вдруг заметил листок в руках Иоганна и с неожиданной ловкостью выхватил его:
– Что это у тебя, мальчик?
Иоганн не успел ничего ответить. Старый писец поднес листок к самым своим глазами и принялся водить по нему носом, будто принюхиваясь.
– Славная рукопись! – проговорил он наконец. – Удивительная рукопись! Это твоя работа?
– Нет, господин Мюнстер, это…
Писец, однако, не слушал его, он снова уставился на листок, завороживший его.
– Необыкновенная рукопись… как ровно выведены все буквы, одна к одной… дьявольски хорошая работа! Если это ты написал, я охотно взял бы тебя в свою мастерскую.
– Нет, господин Мюнстер, это не я…
Старик снова взглянул на Иоганна и повторил:
– Дьявольски хорошая работа! Да я бы продал душу дьяволу, чтобы так писать!
– Может быть, не нужно продавать душу. Может быть, я могу вам помочь, герр Мюнстер.
– Ты? Чем ты можешь помочь мне, мальчик? Ты же сказал, что это не твоя работа. А у меня уже никудышное зрение, да и рука не такая, как прежде…
– Я могу помочь вам, если вы поможете мне. У вас есть деньги, герр Мюнстер?
– Деньги? – мастер подозрительно покосился на Иоганна. – Почему тебя интересуют мои деньги, мальчик? Почему всех интересуют мои деньги?
– У меня есть план. Я думаю, что мог бы создать машину, которая заменит сотни писцов. Для этого мне нужны деньги…
– Это выдумки, мальчик! Это детские сказки! Надо же – машина вместо писца… такому никогда не бывать!
Он бормотал еще что-то, но больше пыхтел и клокотал от возмущения, как закипающий чайник.
Тут Иоганн увидел на полу испорченный с одной стороны листок бумаги, подобрал его, положил на стол чистой стороной кверху. Затем достал из кармана печать, подаренную ему Хранителем, хозяином Сильверберга. Дохнул на нее и оттиснул на чистом листе…
Витиеватые буквы появились на бумаге, они сплетались и змеились, как виноградные лозы, менялись на глазах, выстраиваясь в слова и целые книги. На этот раз Иоганн не поддался их магии, но старый мастер уставился на оттиск, словно его затянула невидимая, волшебная воронка, словно она перенесла его в иной, лучший мир…
Вдруг где-то совсем рядом раздался резкий и хриплый звук, будто здесь, в мастерской каркнул ворон.
Господин Мюнстер вздрогнул и опомнился. Он с трудом оторвал взгляд от оттиска печати и перевел его на Иоганна, как будто только сейчас увидел его.
– И много денег тебе нужно, мальчик?
– Мне понадобится сплав на основе свинца, и мастерская, и опытные работники…
– Короче – сколько тебе нужно денег?
– Думаю, шестисот гульденов должно хватить. Ну, на всякий случай пусть будет семьсот…
– Семьсот гульденов – это большие деньги! Это очень большие деньги!..
Старик снова уставился на листок с оттиском. Подслеповатые глаза его вспыхнули, как будто он помолодел.
– Знаешь, мальчик, за то, чтобы вернуть былую славу своей мастерской, мне не жаль отдать все свои деньги… семьсот так семьсот… покупай все, что тебе нужно.
Иоганн на мгновение прикрыл глаза – и ему привиделись тысячи и тысячи шелестящих страниц, высокие полки, заставленные темными томами, огромные залы, в которых за длинными столами сидят сотни людей, склонившись над книгами.
Все это будет – и все благодаря ему…
Женя открыла дверь офиса и увидела, что две престарелые сотрудницы пьют чай.
– Женя! – всплеснула руками Настасья Ильинична. – Господи, ты жива?
– Женечка, куда ты пропала? – Софья Петровна даже не кашляла. – Мы уж тут всякое передумали!
Надо же, Женя всего-то отсутствовала два дня, а потом подоспели выходные. Она переделала множество дел и с понедельника вышла на работу.
– А с чего вы так всполошились? – удивилась она.
– Как – ты не знаешь? Наша-то Альбина попала в аварию. Насмерть! – захлебывалась Настасья Ильинична. – Такой ужас, из полиции приходили, говорили – машина сгорела в уголья, и она там…
– А Лера… нет, ты не поверишь! – вступила Софья Петровна. – Леру взорвали на Витебском вокзале!
– На Витебском? – Женя плюхнулась на стул. – Да что она там делала?
– Вот уж не знаем! – старухи покачали головами в такт. – И ты еще пропала, мы уж подумали – мор напал на молодых сотрудниц!
– Все в порядке, я с вами навеки, – усмехнулась Женя, принимая от Настасьи Ильиничны чашку с чаем.
– Ох, я совсем забыла, нужно же на склад сходить! После обеда придет Овчинкин, нужно принести ему две пачки его мемуаров! – Софья Петровна страдальчески вздохнула, привычно закашлялась и пошла в угол за тележкой.
– Софья Петровна, не мучайтесь, я схожу! – Женя опередила ее, взяла тележку.
– Сходишь? – Софья удивленно взглянула на нее и сразу перестала кашлять. – Это очень мило с твоей стороны… я просто не ожидала… действительно не ожидала…
– Я все равно туда собиралась!
Женя достала из холодильника ореховый тортик, который купила утром перед работой, поставила его на тележку и выехала в коридор.
Возле лифта, как обычно, ошивался охранник из «Алиби» Георгий. Он демонстративно курил прямо под табличкой «Курение запрещено». Увидев Женю, плотоядно ухмыльнулся и проговорил голосом волка из мультфильма «Красная шапочка»:
– Куда это ты? Никак на склад?
Женя не успела ответить, потому что двери лифта открылись и вышел Ушаков. В виде «Великого и ужасного» – костюм, сшитый в Лондоне, итальянские ботинки и галстук ручной работы. И выражение на лице соответствующее.
При виде высокого начальства Георгий поперхнулся и едва не проглотил сигарету.
Ушаков, однако, его не заметил, он смотрел только на Женю, как будто вокруг больше никого и ничего не было.
