В своей статье я коснулся идеи «Самоучителя» в свете близких
мне и на мой взгляд удачных аналогий с коаном, которые приводит (опирается на
них) сам автор. Он задает верное направление мысли, обозначает явный ориентир
поиска и, оставаясь верным себе, тут же блестяще путает робкого читателя
открещиванием от подобных сравнений. Мотив - ссылка на неподходящий (?) для
этого пути западный («с восточными корнями»!) менталитет.
Комментарии (костыли) могли быть выдержаны в иных сравнениях
и подсказках, но от этого не изменилась бы суть расшифровки. Без костылей с
хромыми (увы, читатель, это к Вам) трудно говорить на одном языке.
Кстати, чем меньше Вас задел ярлык хромоногости, тем ближе
Вы к возможности действительно обойтись без костыля. Вместе с тем если Вы с
раболепным вздохом покорности согласились со своей ущербностью, то это опять же
лишение себя перспективной возможности твердо зашагать обеими ногами по широким
дорогам независимого сознания. Последних утешу: костыль - это тоже оружие, так
что долой покорность! Бунт - вот о чем должно стучать сердце ищущего.
…Ну как, может, все же отложим эту встречу?
Мастер Андрей Логинов,
Президент Международной Ассоциации клубов КУНФУ «Триада»
Благодарный автор любезному другу
своему - Денису Олеговичу Лобанову
Вместо введения
Можно ли научиться философии? А психологии?… Вы видели
когда-нибудь научающий учебник по этим дисциплинам? Такую книгу, по прочтении
которой, с одной стороны, читатель становился бы Сократом, Платоном,
Хайдеггером, Витгенштейном, Фуко или Бартом, а с другой - Джеймсом, Ухтомским,
Выготским, Перлзом или Роджерсом? Один наш гениальный современник - Мераб
Константинович Мамардашвили - как-то сказал: «Философии невозможно научиться,
нужно беседовать с философом». Но разве напасешься на каждого словоохотливым
Сократом?!
С другой стороны, именно Мамардашвили не без основания
настаивал на том, что «философское знание - это всегда внутренний акт» и к тому
же «духовное переживание» (то же самое можно, наверное, сказать и о
психологии). Так неужто дело только в Философе-Учителе? Нет, дело в поле, в
пространстве мышления каждого из нас, которое ценно тем, что само способно
порождать это искомое знание. Для эффективности же мышлению недостает малого -
содержательного стимула, того, что может задеть мысль и душу, запустить процесс
мысли. Этому, как я, дорогой мой читатель, рассчитываю, и должна послужить
предлагаемая тебе работа.
Но как написать такую книгу, возможно ли это? - вот вопросы,
которые в свое время лишили меня и сна, и аппетита и подобно царю Ми-носу
требовали чудовищной дани. Что ж, мне оставалось лишь молиться в ожидании
счастливого появления Ариадны. Но, как это всегда бывает в таких случаях,
вместо престолонаследной красавицы, которую мне рисовало сладострастное
воображение, меня посетил нелепый чудак - некто Семен Семеныч… Поскольку же я
ожидал иного, нет ничего странного в том, что сначала не заметил этого субъекта
вовсе, тем более что был он неказист, а иногда просто смешон.
Однако же, несмотря на то что я достаточно долго наотрез
отказывался замечать нежданного гостя, он вовсе на меня за это не обижался (я
подозреваю, что такого рода гостеприимство не было ему в диковинку), а просто
приходил ко мне вновь и вновь. Тоскуя, страшась будущего и мечтая - с кем не
заговоришь? Для некоторых в такой ситуации даже таракан оказывается
собеседником… Вот я и заговорил. А собеседник мой, надо тебе сказать, оказался
отменным оригиналом, что окончательно меня заинтриговало, а позже выяснилось,
что и как человек он личность совершенно незаурядная (я говорю «выяснилось»,
хоть это и было «очевидно» с самого начала, но это как у нас водится -
«слона-то и я не приметил»).
Мы подружились. Честно говоря, мое самодовольство и иллюзия
собственной исключительности (нехотя должен признать и это, ведь я, получается,
уподоблял себя избавителю Афин - Тесею!) заставляли меня на первых порах
стесняться этого странного знакомства. Но вскоре не то что-то произошло во мне,
не то в людях, меня окружающих… И я решился познакомить моих близких с этим
несуразным господином. Те же, как и подобает в подобных случаях, первым делом
заинтересовались не чем-нибудь, а его фамилией (хорошо, что хоть паспорта его
они не требовали!) Тут я понял, что у Семен Семеныча есть еще и характер - он
наотрез отказался мне ее поведать! Я влюблялся в него сильнее и сильнее.
Свято место пусто не бывает, и мои близкие сами, кто во что
горазд, именовали его бог знает как, почему-то офамиленный он казался им менее
страшным. Хотя, впрочем, чего бояться? Мне же Семен Семеныч напоминал не то
Гамлета, не то князя Мышкина, не то Дон Кихота, и в конце концов я понял (господи,
сколько же на это понадобилось времени!), что Семен Семеныч - это Семен
Семеныч! Фантастика! Я думаю, что именно это и притягивает в нем, так что не
прошло и полугода, как он уже стал навещать и моих близких.
Вскоре наш совместный с Семен Семенычем труд по созданию
книг о Семен Семеныче стал значительно эффективней - он рассказывал мне истории
про себя, а я задавал себе вопросы, относительно этих казусов. Но тут меня
поразила следующая несуразность: многие и до меня пытались открыть технологию
научения человека думанью (с разной долей успешности), но еще никто не пытался
это делать столь экстравагантным образом, а именно освободившись от всякого
рода поучительства! А и действительно, как можно поучительствовать, тогда как я
сам лицо лишь вторичное во всей этой интеллектуальной вакханалии?
Из наших с Семен Семенычем предшественников на этом поприще
- попытке создать систему, научающую воистину красиво мыслить, в первую очередь
приходит на ум дзэнская традиция коанов. Коан, как ты знаешь, это емкое и, на
первый взгляд, бессмысленное утверждение Учителя Дзэн, способствующее познанию
этого учения учеником. Но, что называется, как приходит, так и уходит - мы с
Семен Семенычем люди западного мировоззрения, хоть и не без восточных, а
значит, и буддийских корней (по крайней мере, я). Однако же согласись, дорогой
мой читатель, нам с тобой не пристало сидеть под сенью сакуры, размышляя над
тем, что кто-то (пусть даже очень авторитетный) сказал, будто бы «Будда - это
три цзиня хлопка». В этом случае мы бы уподобились человеку, который, не желая
ударить в грязь лицом, комическим образом пытается выполнить совершенно не
свойственную себе роль, например сделать какое-то эстетическое заключение по
предмету, который ему не известен.
Более близким из рассматриваемых предшественников нам может
показаться древний грек. Сократ, насколько мне помнится, разлегся уже не под
сакурой, а в сени тенистого платана, соблазняя собой юного Федра, прошу
прощения, своим интеллектом… Но минули, к сожалению, те времена, когда
мифическое мировоззрение человека позволяло столь многое. Современный человек -
«человек принципа», хотя сам с трудом представляет себе, что это такое - этот
его загадочный «принцип». Впрочем, он верит в него искренне и, мало того,
настаивает на том, что раз «он (этот принцип) есть» (как будто он видел
принципы гуляющими летним днем в парке), значит (?), «его следует
придерживаться». Но я отвлекся. Итак, в наш индивидуалистичный,
интровертированный век, век, когда в голове каждого царит какая-то немыслимая
система принципов, не конгруэнтная аналогичной системе другого, техника диалога
неприемлема. Один из наших соотечественников - Владимир Соловьев - попробовал
возродить платоновскую традицию, но безуспешно (я имею в виду его «Три
разговора», которые он написал, стилизируясь под Платона).
