О личности инициирующего агента остается только гадать,
расчерчивая весь ансамбль вероятностей, но сие есть приятное угадывание - мы не
заложники с этой минуты, мы увлеченные зрители, наша роль куда более приятна,
чем какая-либо иная. Впрочем, так или иначе, но мы, согласно расчетам,
застанем-таки кульминационный момент. Начинается действие, мы с интересом
разглядываем сценографию - здесь место грядущей гибели Цивилизации. Третий
звонок, представление начинается! Завязка сюжета, главные герои, интрига… Не
пропустите захватывающее шоу, последняя гастроль началась, спешите видеть!
Зрелище обещает быть потрясающим: в стадии своего немыслимого расцвета, на
скаку, в апогее своей немыслимой славы с грохотом навернется огромнейшая из
Цивилизаций, быть может, последняя из них! «Как мало ценит человек великое!» -
воскликнул когда-то поэт, но забыл добавить: «Великое, если оно действительно
великое, заставит себя ценить».
Впрочем, весь этот трагифарс меня мало интересует, однако в
одном аспекте он занимает меня полностью: озвученная здесь тема, может быть,
единственная, которая способна всецело объединить думающих людей, но
позволяющая им при этом сохранить детскую непосредственность, открытость и
веселость. Если выхода нет, нет необходимости и в какой-либо имитации - на фоне
катастрофы мы странным образом способны обрести подлинное умиротворение.
Негероическая эпоха
Мы живем в негероическую эпоху. Сознавать это тяжко… И даже
не потому тяжко, что лишены мы возможности любоваться горением Героев (пусть
даже фактическим горением на каких-нибудь лицемерных кострах какой-нибудь
лицемерной инквизиции), а потому, что мы стали массой, безликой массой, которая
совершенно импотентна без своего Героя. Она должна была бы жаждать Его и,
возможно не осознавая того, действительно жаждет. В конечном счете он - то, что
ей нужно, то, без чего она превращается в тлетворную жижу. Но именно вследствие
этой своей абсолютной импотенции она совершенно не способна воспринять своего
Героя - для этого тоже кое-что нужно, в противном случае он может быть только
насильником.
Реплика о «Герое» из уст современного человека, наверное,
звучит смешно, и я рад был бы смеяться со всеми. Ведь смешно, право! И в
этом-то все - все смеются: «Какие сейчас герои?! О чем речь?! Куда там!» Сейчас
даже Нобелевскую премию не могут вручить человеку - нет такого человека, только
«группа ученых». Однако же такой человек, такие люди, безусловно, есть;
возможно, их даже больше, чем мы можем себе представить. Но, будучи существами
социальными, мы не можем быть человеком без других человеков, а другие человеки
не способны воспринять Героя, поэтому его просто не может быть.
«Один шимпанзе - не шимпанзе!» - сказал один замечательный
исследователь обезьян. Один человек… Один человек тонет в трясине непомерно
разросшегося человечества, его голос глохнет (даже если бы ему и вздумалось
кричать), не способный пробиться через бесчисленное эхо голосов, звучащих по
тысячам телевизионных каналов, на сотнях тысяч радиоволн, со страниц миллионов
печатных изданий и в вопиющей разноголосице Интернета. Это словно бы гигантский
слой ваты, словно бы завеса над голосом - звукоизоляция, тишина… Ныне достойные
Нобелевской премии (я упоминаю ее здесь лишь как символ) не делают ничего,
чтобы позволило им получить эту премию, и это естественно для негероической
эпохи, и в этом прочитывается ее обреченность.
В конечном счете все это напоминает какой-то замкнутый круг
- отчаянная необходимость Героя делает его явление невозможным, невозможность
явления Героя упражняет необходимость в нем. Если же кому-то все-таки
вздумается его ждать - это станет окончательной катастрофой. Всякий претендент
подвергнется такому испытанию батареей сомнения, что автоматически превратится
не в Героя, а в экспериментальное животное, в собаку с выведенной слюнной
железой, в кролика с раскроенной черепной коробкой, в лягушку, распластавшуюся
с распоротым брюхом на секционной пластине.
Мы заложники своего прогресса - все самое важное сделано, из
эпохи познания мы переходим в эпоху потребления. Ньютон рассказал о силе
всемирного тяготения (то, что никто не знает, в чем существо этой силы, ничего
не меняет, поскольку отсутствие этого знания не мешает использованию
соответствующего закона). Современная физика уже дала свой практический выход,
далее она движется вхолостую, и ее «сверхмощные ускорители частиц» уже мало
кого интересуют. Законы эволюции прописаны и списаны с учета. Палочка Коха
открыта, реакция Вассер-мана работает исправно. Законы наследования поняты, а
геном инвентаризирован. Поезда ходят, самолеты летают, машины ездят, средства
связи стыкуют абонентов, искусственный мозг придуман - далее только
совершенствование деталей, работа «серых тружеников». Завтра кто-то откроет
стопроцентное средство от рака и вируса иммунодефицита человека - откроет, его
лицо «халифа на час» растиражируют масс-медиа, чтобы через условленный час
спрятать в своем безмерном, как черная дыра, архиве.
Время Великого прошло, эпоха Героев стала историей. Что-то
еще, наверное, можно изобрести, но наши потребности в основной своей массе
удовлетворены полностью. Правда, речь идет только о тех потребностях,
удовлетворение которых возможно при помощи техники и технологии, остальные же -
сироты… Но эти - остальные и, как мы теперь узнаем, самые важные, - они могут
быть удовлетворены только нами самими. Аллилуйя, мы сделали открытие: счастье
не продается! Супер! Его можно лишь созидать, пестовать терпеливой работой
своего собственного существа… И когда ты понимаешь это, открывается, пронзая
все твое бесхозное существо, сознание подлинной необходимости Героя… Но нет
Героев, нет Учителей, есть лишь «один человек», теперь «совсем один».
Мы живем в негероическую эпоху, к сожалению, этим сказано
даже больше, чем нужно: покуда нет в нашем мире Героев, мы обречены на
вселенское одиночество.
Реликт
Что это за «штука», в действительности никто не знает. Эта
«штука» меня занимает, но меня не занимает никто из тех, кто сейчас занимается
этой «штукой». Хотя, положа руку на сердце, вся эта «штука» как раз и состоит
из тех, кто ею занимается, - без них ее бы не было, теперь с ними ее нет. Это
не значит, что среди тех, кто занимался этой «штукой» в течение последних ста
лет, не было тех, кому следует внимать подобно глашатаям истины. Более того, за
указанный срок их было больше, чем за любой другой обозримый с нашей колокольни
период. Однако все они с трудом выговаривали название этой «штуки», хотя и
именовались ею. И вряд ли кто-то из нынешних их «коллег» назовет нужные имена,
не допустив здесь существенной ошибки.
О «этом» ничего нельзя знать по одной простой причине: те,
кто «это» делал, умерли, а те, кто делают «это» теперь, занимаются историей
«этого», а не «этим». А история - это только история. Вместе с тем «это» может
быть лишь в настоящем, поскольку мертвого «этого» нет. Вопрос - было ли
когда-то? Я думаю, что до того момента, пока не было науки (в том виде, в
котором мы сейчас ее понимаем), «это» было. «Это» должно было реформироваться в
момент передачи своих прав науке, сохранив за собой безусловное единовластие,
став по-настоящему системообразующим началом, но не смогло. Те, кто могли, не
были должным образом услышаны, а может быть и не очень того хотели. Теперь
многие ученые (корифеи науки) делают для «этого» больше, чем «это» само может
для себя сделать.
