Вся коллизия, как мне представляется, состоит в следующем:
было содержание, и был остов этого содержания, когда содержание отошло науке,
оказалось, что оставшийся остов совершенно не проработан, слаб и
нетехнологичен. Надо было заняться этим остовом. Знание нуждается в том, чтобы
им пользовались, а чтобы им пользоваться, его нужно организовывать, а для этого
нужен остов. Ныне ситуация такова: знание плодится как на дрожжах, теряя всякие
отличительные черты знания (не случайно тиражирование полого обозначения -
«информация»), а как с ним управляться - никто не знает, его складируют и
разводят руками: «Будем использовать как есть…» Выходит дурно.
Теперь, в нынешнем темпоритме, на «это» - на эту «штуку» -
нет времени, зато есть оскомина, которая отторгает живые умы, а без последних
здесь никак нельзя. Возможно, кому-то я покажусь пессимистом, но мне, по
крайней мере, понятен алгоритм последующих действий: с почетом похоронить эту
«штуку» и исключить использование ее наименования «в настоящем времени», далее
следует с почетом возвести на полагающееся ей место методологию и вспомнить о
том, что знание - это сила; в неструктурированном виде - бессмысленная и
беспощадная.
Так я сейчас отвечаю на вопрос о философии.
Дуализм
Все- таки мы все с вами отчаянные дуалисты! Не в том смысле,
конечно, что мы рассматриваем духовное и материальное в качестве «равноправных
начал», а в том смысле, что, поскольку нам не уйти ни от того ни от другого,
монисты из нас не получаются, как бы ни старались. Забавным выглядит
«идеалист», который утверждает «первичность духовного, мыслительного и
психического», ссылаясь при этом на явления, которые были бы невозможны без его
психического аппарата, тогда как последний суть нейрофизиологический, т. е.
сугубо материальный, аппарат. Не менее смехотворным выглядит и «материалист»,
полагающий материю «объективной, первичной, несотворимой и неуничтожимой». Ему
и невдомек, что он выводит все эти, с позволения сказать, характеристики
«материального», пользуясь цифрами, понятиями и прочими абстракциями, которые
есть все та же работа все того же психического аппарата, который, хоть и
является по сути нейрофизиологическим, но по факту - функция, а потому не
верифицируем в качестве материи.
Мы заплутали в трех соснах. Мы сформулировали две позиции -
«идеальное» и «материальное», потом ввели понятие «объективности» и совершенно
запутались. Объективно ли «идеальное»? Если вы понимаете хотя бы часть из того,
что здесь написано, то безусловно. Объективно ли «материальное»? Некоторые
готовы положить голову на отсечение, настаивая на этом допущении. Каков же
результат этой «дуалистической» позиции? «Идеальное» - это все, что составляет
нас как ощущающих, чувствующих и мыслящих субъектов. Однако мы допускаем
«объективность» материального, но вся эта материя является нам в виде
«психологического опыта» (иной материи, по вполне понятным причинам, нам не
сыскать), который не может быть определен иначе, нежели «идеальное». Мы создаем
этот «опыт», описываем его, придумываем ему названия и играем ими, называя
результаты этой игры «закономерностями». «Закономерности» - это священная
корова, поскольку без них фикция «материального» и фикция «идеального»
невозможны, поэтому в них верят как в «объективное» и те, кто считает себя
«идеалистами», и те, кто называет себя «материалистами». Так или иначе, но мы
верим в то, что мы думаем, в то, что мы думаем, в то, что мы думаем, и думаем,
что мы верим. Вот в этакой неразберихе и существует наша методология…
Проблема методологического кризиса, постигшего современную
науку, по всей видимости, заключена в наших амбициях. Избавься мы от этой
досадной инфекции, то, верно, быстро бы нашлись с очевидным ответом. Мы
почему-то свято уверены в том, что избранный нами некогда способ думать
(«сознательно» и «знаками» в содержательных пространствах) состоятелен. И хотя
эта политика уже тысячу раз подводила нас самым драматическим образом, мы то ли
из-за страха, то ли по глупости продолжаем реализовывать эти прежние, заведомо
обреченные на провал методологические стратегии.
Мы вроде бы и отошли уже от «монизма» и «дуализма» (подобные
понятия в современной философской литературе - редкость), однако же в
действительности они никуда не делись, ведь о каждом из нас можно сказать: «Этот
верит в "вещи", а этот - в "вещи в себе"». То есть мы до
сих пор остаемся все в той же дурацкой ситуации, в которой и были прежде,
принимая «по умолчанию» ту или иную из двух виртуальных позиций - или
«идеалистическую», или «материалистическую». Другое дело, что эта ситуация,
бывшая до сих пор просто дурацкой, теперь стала еще и пикантной, поскольку с
недавних пор «идеалистом» быть как-то неловко, а «материалистом» - постно.
Не знаю, достаточные ли это аргументы в пользу того, чтобы
отказаться от языковых игр… Впрочем, необходимость отказа от них столь
очевидна, заложена в самом термине - «языковые игры», что приводить какие бы то
ни было аргументы просто бессмысленно. Наши альтернативы прозрачны: мы или
играем, будучи играемыми, или обращаемся к тому, что действительно есть, к
тому, что лежит за игрой и до игры, к тому, правда, чего нам никогда не понять
в свете «истины» (последняя тоже - языковая игра). Это кажется парадоксальным:
обратиться к тому, чего мы никогда не сможем понять, но ведь это незнание отнюдь
не лишает нас возможности жить этим, быть этим.
Что же лежит за игрой (условно-пространственно) и до игры
(условно-временно)? Раньше я говорил, что это возможность игры, и с логической
точки зрения этот тезис представляется мне безукоризненным. Теперь же я говорю
иначе - это то, чему мы принадлежим, сами того не осознавая. Мы мыслим себя в
содержании, но содержание - это только «стечение обстоятельств», были бы в ходу
другие «обстоятельства», то и содержание было бы другим. Содержательному
противостоит несодержательное, но это не привычная оппозиция «лево-право» или
«да-нет», это система: одно (несодержательное) здесь выражается через другое
(содержательное).
Мы же привыкли думать, что есть только то, что выразилось
(или хуже того - выражено), но совершенно не приучены думать, что в
действительности есть только то, что выражается - сообщает себя посредствам
того, что может быть воспринято. Таким образом, мы думаем, что средство - это и
есть деятель, что воспринимаемое - это и есть то, что есть. При таком раскладе
трудно не стать дуалистом, а став дуалистом, нельзя не играть, а играя уже
ничего нельзя - игра все сделает за тебя. Однако же, и мы сами - это «снаружи»,
то, что воспринимается, а «по факту» то, что мы есть, и это вовсе не одно и то
же. Заболтать самого себя в игре слов, дуализмом превратить себя в фантом - это
самая незавидная участь из возможных, которой, впрочем, вполне можно избежать.
Познание
Наше познание движется «инсайтами» - этими прорывами от
озадаченности к ясности. Впрочем, с «инсайтами» возникла невообразимая
путаница, которая лучше всего демонстрирует нашу собственную тотальную
дуалистичность.
Впервые в научном мире об «инсайте» заговорил В. Келер: он
описал способность человекообразной обезьяны «догадываться». Решая пресловутую
задачу «с ящиками и бананом», она не просто методом «проб и ошибок» перемещает
эти злосчастные предметы друг относительно друга, полагаясь на «счастливый
случай», а внезапно «соображает», что нужно сделать, как употребить эти ящики,
чтобы достать вожделенное лакомство. Положа руку на сердце, «пробы и ошибки»
обезьяна делает и в этом случае, однако здесь она делает их «внутри головы»,
комбинируя в ней «образы ящиков», добиваясь желаемой цели. Это «инсайт» первого
типа.
