Наше фактическое поведение определяется отнюдь не нашим
здравым рассуждением, в основе всего лежат, с одной стороны, наши потребности,
а с другой - способы их реализации посредством психических механизмов,
психических механизмов, которыми мы располагаем или которые нами располагают
(последнее, конечно, формулирует проблему точнее). Сознание играет в этом деле
роль второстепенную - оно, по большому счету, лишь оправдывает то, что мы
делаем; правда, оно настолько самозабвенно выполняет эту свою работу, что
возникает оказия - это «самооправдание» задает системе инерцию, причем чем
сильнее развита, чем объемней (т. е. «тяжелее») наша когнитивная конструкция,
наши «серые клеточки», тем большую инерцию получает система. Иными словами, мы
имеем импульс, идущий «снизу» - от наших потребностей и психических механизмов;
далее он с легкостью подхватывается «когнитивной надстройкой», которая начинает
свое движение в заданном ей направлении. Потом в какой-то момент она - эта
«надстройка» - по инерции заходит дальше того поля, которое было
актуализировано «низом», и провоцирует этот самый «низ» на некие новые акты,
направленные на стабилизацию всей системы в целом, грозящей потерять
равновесие. Дальше этот «низ» снова влияет на «верх» аналогичным образом, весь
цикл повторяется, а мы получаем таким образом некий perpetuum mobile.
Вся наша деятельность описывается этой нелепой на самом деле
формулой. Наша влюбленность - классический пример подобного недоразумения, что
прекрасно показал Роллан Барт. Влюбленный - это человек, находящийся в плену
своей сексуальной потребности, ставшей его доминантой. Далее этот влюбленный
«мыслит» - идет в дело его «любовный дискурс», который и заводит его настолько
далеко, что он совершенно лишается своей сексуальной потребности. Однако
«очнувшийся» в этом новом для себя положении влюбленный субъект обнаруживает
себя в совершенно ином месте, отличном от точки старта, он изумленно озирается
и хватается за что-то, что любезно ему уже в этой, изменившейся ситуации.
Разумеется, это создает условия к тому, чтобы актуализировалась какая-то иная
потребность, находящаяся «внизу», она подталкивает эту новую активность
субъекта, он снова подхватывает инициативу и вновь, через какое-то время
оказывается бог знает где. И вот таким забавным способом мы прогрессируем…
Вообще говоря, нам давно следует понять одну очень важную
вещь: мы заложники процессов, которые мы не можем, не способны осмыслить
должным образом, поскольку находимся «внутри» системы (проблема, правда,
состоит и в том, что когда мы находимся «вне» этой системы, наша способность
осмыслить эти процессы отрицательно компенсируется невозможностью действовать в
этой системе, так что знания такого рода становятся неприложимыми к действию,
далее нам придется вернуться «вовнутрь», где мы мгновенно ослепнем). Кроме
того, мы не знаем, на что нам следует ориентироваться, поскольку вынуждены
принимать за ориентир то, что нам нравится, а не то, что следовало бы принять
за ориентир, чтобы достичь оптимального результата. Наше развитие - и как
отдельных субъектов, и как гигантской группы субъектов (культуры, цивилизации)
- происходит абсолютно нецеленаправленно, но по механизму целенаправленности, а
зачастую даже и целеполагания (что в подобных обстоятельствах особенно
забавно!)
Нам кажется, что мы знаем, куда идем и зачем мы туда идем,
но это ошибка - в действительности мы просто не можем этого знать. Так
устроено, что наше знание, касающееся нашей же жизни, - это всегда лишь
неприложимое к делу абстрактное представление. Мы неразумны…
Развитие
Вопрос: «Какую идею я считаю самой вредной?» Ответ: «Самой
вредной я считаю идею развития». Ответ принадлежит человеку, который сам долгое
время занимался феноменом развития, изучал его методологически, проводил
научные эксперименты, писал по этому поводу статьи и даже книги… Но! Но я -
этот человек - считаю идею развития вредной. Этим я отнюдь не утверждаю
отсутствие феномена развития, а тем более не сочиняю какой-то заговор, который
должен покрыть феномен развития завесой тайны. Я просто полагаю, что идея
развития - идея описательная (т. е. она всегда запаздывающая ), в ней нет
никакого проку, более того, добавление к развитию, которое, безусловно, само
собой идет своим собственным ходом, еще и идеи развития откровенно вредно, а
потому об этом - ее - не следует думать.
Рассуждая о развитии, мы вступаем в область всегда и
тотально умозрительной метафизики. Все находится в развитии - это естественный
процесс, с которым ничего не поделаешь, его можно лишь наблюдать (можно,
кстати, делать это с упоением), но когда мы рассуждаем о развитии, то в дело
примешивается наше желание, которое, понимаем мы это или нет, чудовищным
образом искажает фактическое положение дел. Мы начинаем думать о том, чего бы
нам хотелось «поиметь» в результате своего или какого-либо иного развития и как
этого добиться. Но мы не знаем ни того, что нам в действительности нужно,
поскольку знать это можно только испытав «желаемое» на опыте, а тут только
фантазерство и предположения; ни того, что именно для этого должно быть
сделано, ведь кажущийся путь - искусственная конструкция, не учитывающая всех
взаимосвязей развивающейся системы.
Идея развития внушает нам мысль о том, что должно быть
достигнуто; так реальность подменяется вымыслом. Это делают наука, культура в
целом и, конечно, религия. При этом всегда указывается желаемое, а «побочные
эффекты» или не могут быть спрогнозированы, или «как-то сами собой»
вытесняются. Хотелось бы думать, что представление о будущем изменяет настоящее
- если я думаю, что будущее должно быть таким-то, то начинаю поступать в
настоящем соответственно этой гипотезе. В действительности же представление о
будущем изменяет лишь представление о настоящем, и если раньше, до этого своего
рассуждения, мы жили в том, в чем жили, то теперь, после этого рассуждения, мы
живем в представлении, а это самая ненадежная опора.
Тенденциозность в отношении настоящего, задаваемая идеей
развития, неизбежно слепит «развивающегося», и вместо того чтобы исследовать и
разрабатывать свое настоящее (в том же благородном смысле, в котором геологи
исследуют и разрабатывают природные ландшафты), он - этот «развивающийся» -
полагает, что процесс изучения закончен и пора, значит, получать дивиденды,
тогда как подлинным дивидендом является сам процесс изучения. Тут нетрудно
заметить, как мы попадаем впросак: оказывается, что идея развития не
потенцирует, а напротив, блокирует, тормозит развитие. Человек благодаря работе
идеи развития думает, что он знает все о своем грядущем развитии, и именно
потому останавливается - ему начинает казаться, что раз он все «знает», то,
значит, этот путь уже можно считать пройденным! Однако же знание о том, как
сварить суп, не делает нас сытыми, впрочем, здесь подобные «нюансы» почему-то и
всегда игнорируются - «Право, какой пустяк!»
Нас - страждущих - увещевают, рассказывая о том, что якобы
ждет наше существо впереди (это и есть «идея развития»), а потому мы всегда голодны.
В этом порок всех пророчествующих, всех, кто говорит от имени бога (научного,
культурного, религиозного) или считает себя таковым. Если бы эти
пророчествующие сохраняли хотя бы «игровой момент», превращали свои речи в
подобие милой шалости, в интригу, флирт, то проблема, вероятно, не была бы
столь серьезной. Вменяя нам виртуальный голод, они хоть и останавливают нас (о
чем я сказал чуть выше), с другой стороны, делают нас ненасытными, причем не
виртуально, а самым что ни на есть фактическим образом. Мы начинаем погоню за
несуществующим «зайцем», мы изобретаем технологии, средства и методы этого
мета-уровня и совершенно лишаемся какого-либо реального уровня.
