Впрочем, недолго ей - этой энергии - оставаться
невостребованной. Если мы не находим ей достойного применения, она сама
отыскивает для себя способы «траты». Большая ее часть, конечно, наматывает
круги по нейронным сетям центральной нервной системы, составляя нашу
психическую активность; но чуть здесь передозируешь - и возникают сбои, заторы,
плотины, на которые излишки нашей энергии набрасываются как голодные псы на
парное мясо, набрасываются, с тем чтобы превратить эти заторы в то, что
именуется у нас «психологическими проблемами». И так мы невротизируемся, так мы
превращаемся в инвалидов, оказываясь посредством наших неврозов «людьми с
ограниченными возможностями», причем ограниченными в самом пикантном и
труднопроходимом месте - в голове.
Если подобная участь нас не устраивает, то других вариантов
нет: мы должны искать работу. Под «работой», разумеется, я понимаю здесь не
«общественно-полезный труд» и не использование прав, даруемых нам «трудовым
законодательством». Под «работой» я понимаю здесь занятость чем-то, что нас
по-настоящему увлекает, т. е. тянет нас само, зацепляет и тянет. Ошибкой было
бы думать, что нам следует взвалить на свои плечи какое-то «дело», которое мы
будем вынуждены тянуть как ослы, запряженные в арбу. Это «дело» само должно
стать вьючным животным, тянущим за собой наше существо.
Жизнь (в самом широком смысле - все происходящее) - это
такая штука, которую совершенно не нужно тянуть за лямку, хотя многие из нас
привыкли думать, что мы обязательно должны именно тянуть эту массу, как будто
бы вся она встанет, стоит нам хотя бы и на короткое время отлучиться. Конечно,
если рассудить здраво, если представить себе, что ты отлучаешься не «на время»,
а навсегда, то подобное нахальство тебя оставляет. Ты понимаешь, что жизнь
будет крутиться и вертеться, что она, как «все происходящее», будет
продолжаться и после того, как тебя не станет, а потому временная отлучка
сейчас не является катастрофой.
Однако же нам нужна эта наша «лямка», но не для того, чтобы
тянуть, а для того, чтобы мы могли двигаться, совершая попутно так необходимую
нам трату. Человека иногда называют «играющим существом», но мы же, сознаемся
себе в этом, совсем разучились играть, мы потеряли ощущение игры, игрового
момента. Почему? Да потому что мы перестали чувствовать взаимодействие себя и
жизни - этого «всего происходящего»; мы решили, что жизнь - это то, что мы
должны тянуть, так, словно бы она - это некая мертвая масса, в которую мы
«вдуваем жизнь». И нет ничего странного в том, что мы перестали чувствовать
взаимодействие себя и жизни, а играть с самим собой - это как-то глупо. Короче
говоря, нас подвели наше самомнение и наша серьезность…
Работу, которую мы делаем, должна быть; но она должна быть
«нашей игрой», и в этой «игре» нам следует взять на себя роль прицепа, а не
локомотива: это она должна тянуть нас (а не мы ее), вырывая наше существо из
омута заторов, в которые мы неизбежно попадаем по причинам, определенным нашим
собственным устройством. Впрочем, здесь важен один нюанс - «неблагородная» роль
«прицепа» не должна нас смущать, напротив, она должна занимать нас и тешить.
Это замечательно - быть «прицепом жизни»: видеть любопытное, чувствовать свое
любопытство и двигаться в соответствии со своим любопытством.
Мы необычайно одаренные существа, к сожалению, правда, наша
одаренность, вследствие перенаселения планеты Земля, практически никому не
нужна. Ну и пусть, ведь то, что мы делаем, мы делаем не для них ( кого-то ), а
для себя - нам нужна эта занятость, чтобы потратить огромные избытки своей
жизненной силы, нам необходимо ощущение своей вовлеченности в жизнь, которая
потягивает нас за нашу лямку с помощью нашего любопытства; и наконец, это нам
самим нужно само это наше любопытство, чтобы все происходящее не было бы нам в
тягость, а было бы забавной и милой игрой.
Человек должен работать - это ему нужно.
Религия
Любой социальный феномен рано или поздно устаревает. Отмерла
мифология, мистерии инициации и посвящения, отмирают специфические отношения
между поколениями, когда «младшие» беспрекословно подчиняются мнению «старших»,
нет теперь «классов», теряется смысл понятия «национального государства», даже
брак - и тот держится теперь лишь на одной только тоненькой ниточке - желании
государства сохранить хоть какой-то рычаг воздействия на «законопослушного
индивидуума». Странно ли, что религии (как социальному феномену) в
современности нет более места?
Что сейчас осталось от религии, если сравнить ее нынешнюю с
ней прежней? Да ничего. Одни здания, одежды, люди, считающие себя
представителями той или иной религиозной конфессии, и тексты. Я не случайно
оговариваюсь - «считающие себя», ведь это именно «мнение», «усмотрение», в
значительной степени обусловленное лишь культурально. В действительности нельзя
быть представителем веры, а быть представителем конфессии - это все равно что болеть
за ту или иную футбольную команду, выбор этой команды - случайность, которую
следует редуцировать: ты или болельщик, или нет.
Вера, как и любой другой психический акт, возникает, когда в
ней есть необходимость, а также пока сохраняется его возможность. Необходимость
объяснять «необъяснимое» отпадает с повышением уровня образования, возможность
верить во что-то сохраняется лишь до тех пор, пока предмет веры совпадает с
представлением о действительности. Право, трудно верить в предлагаемые сроки
«сотворения мира», если ты знаешь о данных углеродного анализа, а если тебе
известны законы космообразования и эволюции, то механизмы этого «сотворения» и
вовсе кажутся смешными. А верить в аллегорию… Это слишком.
«Но ведь душа-то есть! Ведь я-то не должен умереть! Так
чтобы совсем…» - даже если и так, при чем тут религия? При чем здесь вера? Есть
душа - и хорошо; а умрешь ты или не умрешь - как можно об этом знать? Просто
так верить в это… В том-то все и дело, что верить в это можно только «просто
так», т. е. ни для чего, для самоуспокоения и на всякий случай. Впрочем, вера,
аргументируемая необходимостью самоуспокоения, используемая как средство
самоуспокоения и предпринимаемая с целью застраховаться, - это и вовсе чистой
воды порнография.
Религия всегда выполняла этическую функцию, и в этом вся
коллизия веры. Когда я полагаю себя неверующим, я в чьих-то глазах могу
выглядеть аморальным (и это важно, ведь этика - это то, что между социальными
субъектами, а потому «чужие глаза» здесь вещь неотъемлемая). Меня словно бы
спрашивают: «А что тебя сдерживает от "недостойных поступков"?» То,
что я считаю их недостойными? А как ты можешь считать их недостойными, не
будучи верующим, т. е. сопрягающим свой поступок с неким реестром
«достойности-недостойности»? И здесь трудно что-либо возразить, остается
сказать, что само понятие «достойного» (или «недостойного») ущербно, будучи
абстракцией и фикцией. Все время от времени врут, хотя знают, что это
недостойно, да и что такое «врать»? По-моему, так это способ ограничить самого себя,
чему я, конечно, пытаюсь всячески препятствовать, но делает ли это мой поступок
«достойным»?
«Бог» стал у нас гуманоидом, который слышит и понимает, к
которому можно обратиться и попросить. Но все это достаточно странно. Если ты
понимаешь, что Высшее Существо беспредельно, то Оно просто не может изменить
самого себя, а ведь именно это ожидается от Него, когда мы просим: «Сделай не
так, сделай эдак!» И ведь именно в эту ошибку ввергает нас религия…
