– Не похоже, – ответил Аллейн. – Если только он не сложился пополам. Администраторша говорит, что электрик был худощавый, небольшого роста и в очках. А в садовнике шесть футов три дюйма росту, и фигура у него крупная. И он не носит очков.
– Это тот парень, который сидел на слушаниях в харрисоновском костюме?
– Да. Я хотел вам на него указать.
– Я и сам догадался.
– Клод Картер, между тем, напротив – невысок, худощав, в очках и так же, как наш электрик и несколько миллионов других мужчин, не носит рабочей униформы.
– А мотив? Он в любом случае получает от состояния миссис Фостер свой кусочек, доставшийся от ее первого мужа.
– Это правда.
– Если спросить, знает ли тут кто-нибудь об электриках, окажется, что никто ничего не знает, – предрек Фокс.
– А если спросить, на каком автобусе Картер вернулся в Квинтерн, получим весьма смутный ответ.
– А если спросить, видел ли его кто-нибудь где-нибудь…
– С лилиями или без… Припоминаю, что в гардеробе заметил пустую картонную коробку и бумажную хозяйственную сумку. Фокс, не могли бы вы засунуть эти мерзкие лилии в коробку? Только те, что найдены в чулане, с ними вместе не кладите. А я хочу еще раз взглянуть на подушки.
Те лежали точно так же, как и в прошлый раз, – числом три, в роскошных наволочках из тонкого льна с вышивкой ришелье, отделанные лентами. Она привезла их с собой, подумал Аллейн. Даже в «Ренклоде» так далеко в роскоши не заходили.
На маленькой подушке осталась вмятина от ее живой или мертвой головы. Самая большая подушка лежала в изножье кровати и была гладкой. Аллейн перевернул ее. Нижняя поверхность оказалась смята практически в самом центре – смята и испачкана: похоже, прежде здесь было мокрое пятно, в двух местах имелись более четкие розовые вмятины, одна из них такая глубокая, что нежная ткань в этом месте едва не прорвалась. Аллейн наклонился и уловил слабый тошнотворный запах. Он подошел к туалетному столику и нашел три тюбика помады модных бледных оттенков. Он поднес один из них к подушке. Цвет совпал.
III
В течение последних шестидесяти часов перед погребением Сибил Фостер на погосте Сент-Криспин-ин-Квинтерна полицейское расследование, проходившее в основном при помощи телефона, ускорилось и стало более интенсивным. Как обычно, бо́льшая часть выясненных деталей оказалась не имеющей отношения к делу ерундой, многое – сомнительным или внутренне противоречивым, и только мизерная доля того, что осталось после отсева, представляла собой реальную ценность. Это как если бы фрагменты сразу нескольких головоломок были вперемешку брошены на стол, и чтобы сложить нужную картинку, надо было сначала найти и отбросить лишние, а уж из оставшихся собрать заданный пазл.
Да и просеянные зерна, думал Аллейн, скорее предположительно, чем определенно ценные.
Звонок в больницу Святого Луки позволил установить, что Базиль Смит, как он тогда именовался, действительно был в свое время студентом первого года обучения медицинского факультета, но курса не завершил. С помощью швейцарской полиции связавшись с больницей в Лозанне, Аллейн выяснил, что доктор Бейзил Шрамм окончил высшее учебное заведение при клинике этого города. Аллейн был готов допустить, что имя Базиль – это швейцарская вариация Бейзила, а Шрамм, как сообщила Верити Престон, – замена Смиту. Придется проверить, действительно ли это девичья фамилия его матери.
До сих пор не удалось раздобыть никаких сведений относительно его деятельности в Соединенных Штатах.
За неделю до смерти миссис Фостер, по ее распоряжению, миссис Джим Джоббин передала флакон со снотворными пилюлями Брюсу Гарденеру. Миссис Фостер объяснила Брюсу, где их найти – в ее письменном столе. Они были куплены задолго до того у мейдстоунского аптекаря и представляли собой патентованное средство на основе барбитурата. Миссис Джим и Брюс оба обратили внимание на то, что флакон был почти полон. Садовник, как от него требовалось, передал флакон хозяйке в тот же день.
Клод Картер имел, по выражению Фокса, послужной список с гнильцой. Пусть в качестве очень незначительного фигуранта, но был вовлечен в наркорэкет. В юности отсидел короткий срок за попытку шантажа. Имелось подозрение, что он привез на «Посейдоне» некоторое количество героина. Но если так, то он избавился от него до прохождения таможенного досмотра.
Верити Престон вспомнила имя последнего работодателя Брюса. Не привлекая внимания, навели справки: подлинность рекомендаций Брюса и его безупречный послужной список подтвердились. Главный садовник по фамилии Макхуэртер рассыпался в похвалах и звучал очень по-шотландски.
Это, подумал Аллейн, укладывается в теорию Верити Престон об истоках причудливого произношения Брюса.
Наведя справки в соответствующих кругах Сити, удалось установить, что Николас Маркос действительно миллионер с широкой сферой интересов, среди которых нефть, вполне предсказуемо, считалась главным. Он также владел сетью роскошных отелей в Швейцарии, на островах южной части Тихого океана и на побережье Коста-Брава. По происхождению являлся греком. Гидеон окончил престижную частную школу и Сорбонну и, судя по всему, готовился взять на себя руководство значительной частью многочисленных отцовских предприятий.
Ничего не удалось узнать об «электрике», который якобы отнес цветы Брюса в комнату Сибил Фостер. На его ноги девушка-администратор внимания не обратила.
– Теперь пора поговорить с мистером Клодом Картером? – спросил Фокс за два дня до похорон. Они с Аллейном находились в Ярде и в течение дня, занятые каждый своими делами, не виделись. Фокс выезжал в Верхний Квинтерн и его окрестности, Аллейн главным образом вел переговоры по телефону и ездил в Сити.
– Да, – согласился он. – Придется, конечно. Но сделать это надо осторожно, Фокс. Если положение дел становится опасным для него, он нервничает. Решит, что мы проявляем слишком пристальный интерес, – и сделает ноги, а нам придется потратить кучу времени и людских ресурсов на его поиски.
– Или на установление наружки, чтобы предотвратить его побег. Думаете, он будет присутствовать на похоронах?
– Он понимает, что мы сочли бы странным его отсутствие – после того как он столь прилежно посещал слушания. Так что мы должны быть чертовски осторожны. В конце концов, что у нас на него есть? Только то, что он невысок, худощав, носит очки и не носит рабочей одежды.
– Ну, если вы так считаете…
– А вы как считаете?
Фокс задумчиво поскреб подбородок.
– Он ошивался у места преступления бог знает как долго. Кстати, насчет автобуса ничего не удалось выяснить. Никто не помнит ни его, ни садовника. Я поговорил с кондукторами всех рейсов, на которых они могли возвращаться в Верхний Квинтерн, но в ту субботу в районе проводился автопробег, и автобусы весь день были переполнены. Они только посмеялись надо мной.
– Грубияны.
