– Тут кое-что добавлено карандашом, – сказал Аллейн. – В комнате, смежной с грибным сараем.
– Ну и, мой дорогой Аллейн, что вы об этом думаете?
– Ничего особенного, а вы?
– Даже насчет «места, отмеченного крестом»? Может, там закопано сокровище? А?
– Ну, вы всегда сможете раскопать его, не так ли? На самом деле крестом помечено местоположение разрушенного очага. Вероятно, существовал план реконструкции этого помещения. Например, чтобы устроить квартиру для садовника.
– А вы знаете, – воскликнула Верити, – я припоминаю, что Сибил говорила что-то в этом роде. О том, чтобы устроить ему жилье в Квинтерн-плейсе, потому что комнатка в доме его сестры крохотная, ему даже вещи разложить негде, да и не ладят они особо с сестрой.
– Безусловно, вы оба правы, – сказал мистер Маркос, – но какой скучный итог. Я разочарован.
– Возможно, я сумею вас подбодрить неожиданной новостью, – сказал Аллейн. – Оказалось, что Брюс Гарденер был во время войны денщиком капитана Мориса Картера.
После довольно продолжительного молчания мистер Маркос сказал:
– Гарденер. Вы имеете в виду местного садовника? Хотите сказать, что Сибил Фостер это было известно? И Прунелле? Нет. Прунелле, конечно, нет.
– Похоже, это не было известно даже самому садовнику.
Верити резко опустилась на стул.
– Что вы имеете в виду?
Аллейн объяснил.
– Я всегда считал подобные совпадения сомнительными, – заявил мистер Маркос. – Моя никогда не подводившая меня интуиция подсказывает, что в них нельзя верить.
– В самом деле? – сказала Верити. – А я вот всегда верила в совпадения, но нахожу их скучными. Я готова признать, поскольку все так говорят, что жизнь усеяна совпадениями, и не обращаю на это особого внимания. Но здесь, – она обратилась к Аллейну, – нечто другое. Тут слишком многое подтверждается.
– Может быть, так кажется в свете случившегося? Если бы миссис Фостер была жива и в один прекрасный день в разговоре всплыл факт, что ее муж Морис Картер был капитаном садовника Брюса, какой могла бы быть ее реакция?
– А я могу сказать, какой была бы реакция Сиб. Она бы устроила из этого большой шум и сказала бы, будто всегда чувствовала, что здесь, мол, «что-то есть».
– А вы?
Верити подумала, потом ответила:
– Я бы сказала, что совпадение действительно исключительное, но не стала бы придавать ему особого значения.
– Можно спросить? – вклинился Маркос и, не дожидаясь разрешения, продолжил: – Как вы это обнаружили? Вы или кто-то другой?
– Я опознал его на старой полковой фотографии. Не сразу. Мне понадобилось позорно много времени. В те дни у него не было бороды, но легкое косоглазие было.
– Он растерялся? – спросила Верити. – Я имею в виду – когда вы ему сообщили.
– Я бы не сказал. На ум скорее приходит другое определение – был огорошен. После этого он быстро перешел к «какое совпадение!», а затем – к туманным шотландским сантиментам на тему «кто бы мог подумать!» и «если бы я только знал!».
– Представляю.
– Ваш гид по Эдинбургскому за́мку по сравнению с ним показался бы нахальным болтуном.
– За́мок? – удивился Маркос.
– Эдинбургский, – пояснила Верити.
– Что он делает сейчас? – строго поинтересовался Маркос. – По-прежнему выращивает грибы? Рядом – заметьте, еще одно совпадение! – с местом, отмеченным крестом.
– Когда мы расставались, он собирался в церковь.
– В церковь? Зачем?
– Я знаю зачем, – сказала Верити.
– Вы?
– Да. О, все это становится немного чересчур, как в пьесе эпохи короля Якова. Он копает могилу для Сибил.
– Почему он? – снова удивился мистер Маркос.
– Потому что у Джима Джоббина люмбаго.
– А кто?.. Впрочем, это неважно, – оборвал сам себя мистер Маркос. – Дорогой Аллейн, простите, если я кажусь вам навязчивым, но разве это не бросает очень сомнительную тень на приходящего садовника?
– Если и бросает, то не только на него.
– Не только? Ну да, разумеется. Я забыл про несносного Клода. Кстати, – простите, если я сам невыносим, можете просто отшить меня, – откуда вся эта информация?
– Никакого секрета, – ответил Аллейн. – От миссис Джим Джоббин.
Мистер Маркос вскинул руки к небу.
– Ох уж эти Джоббины! – сокрушенно воскликнул он и, повернувшись к Верити, попросил: – Помогите мне. Кто такие эти Джоббины?
– Миссис Джим раз в неделю приезжает к вам в Мардлинг помогать по хозяйству. Ее муж копает дренажные канавы и могилы и стрижет газоны. Рискну предположить, что он и у вас косит траву.
– Оба – разнорабочие рабочие в сущности, – пошутил Аллейн, и Верити хихикнула.
– Это Гидеон должен знать, – сказал Маркос. – Такие вещи – его забота. В любом случае это неважно. Только вот… надеюсь – если быть совершенно откровенным – ей можно доверять?
– Она – давний друг, – ответила Верити, – и достойнейший человек. Я бы скорее заподозрила жену викария в интрижке, чем миссис Джим в обмане.
– Ну конечно, моя дорогая Верити («Черт, – подумала Верити, – какая я ему «дорогая»?»), это снимает все сомнения. – И повернувшись к Аллейну, Маркос добавил: – Значит, поле для поиска не так уж широко? Подозреваемых совсем немного, если присмотреться.
– Ну, не знаю, – возразил Аллейн. – Вы могли и просмотреть какого-нибудь кандидата.
В наступившей тишине дрозд где-то в саду Верити сделал свое короткое заявление, и движение на лондонском шоссе в четырех милях внизу донеслось смутным гулом пересудов.
– Ах да, конечно, – сказал мистер Маркос. – Но я его не просмотрел. Вы говорите о моем знакомом докторе Бейзиле Шрамме?
– Только потому, что я как раз собирался позвонить вам и спросить, не согласитесь ли вы поговорить о нем со мной. Это ведь вы ввели его в верхне-квинтернское общество?
– Ну… так вышло… наверное, да.
– Прошу простить меня, – сказала Верити, – мне нужно сделать телефонный звонок, и я должна позаботиться о цветах.
– Это дипломатическая увертка? – лукаво поинтересовался мистер Маркос.
– Я о них понятия не имею, – ответила Верити и покинула их, как она надеялась, не слишком поспешно.
Мужчины сели.
– Перейду сразу к делу, если не возражаете, – сказал Аллейн. – Можете ли вы – и если да, то захотите ли – рассказать мне что-нибудь о прошлом доктора Шрамма? Например, где он получил диплом врача? Почему сменил фамилию? Что угодно.
– Вы проверяете сведения, которые он сообщил сам, или он сообщил недостаточно? Можете, конечно, не отвечать на мой вопрос, и, наверное, это будет правильно.
