– Чем не смешить?
– Ты когда успел черно-белым менестрелем заделаться?
[49] Лицо… Ой, не могу смеяться.
Аллейн вернулся на кухню и поглядел на себя в треснутое зеркало на стене. Нос у него был весь черный. Он стер сажу неиспользованным лоскутом и вымыл руки. Фокс тем временем извлек из печи черный плоский чемоданчик и, со всей силы надавив на замок, открыл его.
– И сколько бы за такой запас дали на подпольном рынке?
– Тысячи две фунтов, если не больше, – ответил Аллейн и вновь пошел к сыну. – Мы нашли личный запас Джонса. И транзитную партию. – С этими словами он направился в комнату, туда, где на полу сидели, скрючившись, Феррант с Джонсом.
– Полагаю, вы слышали.
Феррант в своем модном костюме и розовой рубашке в цветочек плюнул в Аллейна, но промахнулся. За все это время он не произнес ни слова, кроме того ругательства в адрес Сида.
Зато Сид дрожал и зевал, и у него текло из носа.
– Дайте мне дозу, а? Только одну. Мне очень нужно. Необходимо. Ну, ради бога. – Он неожиданно закричал: – Дайте мне дозу! Я все расскажу! Дайте дозу!
IV
Уже в больнице Маунтджоя, до того, как Рики дали обезболивающее и снотворное, молодой человек подробнее поведал о своих злоключениях.
В два ночи в немилосердно освещенном кабинете полицейского участка пахло немытыми телами, несвежим дыханием, табаком и едва уловимо – моющим средством.
Ферранта, отказавшегося давать показания без адвоката, увели в камеру – ждать, когда сержант участка дозвонится до кого-нибудь из адвокатов. Страдающий от ломки Сид Джонс скулил, просился в туалет, зевал, вытирал рукавом текущий нос и умолял дать ему дозу. Вызванный доктор Кэри сказал, что ничего с ним не случится, если пока не давать ему наркотик.
Джонс полностью подтвердил их догадки и даже с оттенком жалкого самодовольства похвастался своей изобретательностью в том, что касалось тюбиков с краской. А еще небрежно, будто в каком-то пустяке, признался, что именно он пытался утопить Рики. Упорствовал Сид Джонс только в одном: не желал говорить о Луи Фарамонде.
– Про него ничего не знаю! – заявил он в очередной раз и замолчал с испуганным видом.
– Почему вы не отвели Рыжуху к кузнецу после того, как съездили за овсом?
– К чему вы клоните? – Сид запустил пальцы в свои спутанные лохмы. – Это-то здесь при чем? Ладно, допустим, я тогда в конуру к себе поехал. И что?
– Вколоть дозу?
– Ну да. Да! – В двадцатый раз он вскочил с места и принялся расхаживать по кабинету, прихрамывая и хватаясь за ногу. – Ногу отсидел, – сообщил он, потом остановился возле Фокса. – Я буду жаловаться. Расскажу, как вы тут со мной обращаетесь. Садисты. Свиньи фашистские.
– Не глупи, – сказал Фокс.
– Док, – воззвал Сид к доктору Кэри, – вы мне поможете? А, док? Вы же должны, да? Умоляю вас, док.
– Придется подождать, – ответил ему доктор Кэри, глядя на Аллейна.
Сид совсем расклеился и зарыдал.
– Дайте ему то, что он просит, – сказал Аллейн.
– Серьезно?
– Да, серьезно.
Доктор Кэри вышел из кабинета.
Сид принялся теребить свою бородку и кусать грязные пальцы. Потом издал смешок.
– Я уже не мог больше, – пробормотал он, косясь на Аллейна.
Тот молча отвернулся.
– Это Гил его проволокой связал, не я.
Фокс подошел к Планку, который уже несколько долгих часов вел протокол.
– Это все правда? – спросил он Сида. – Что ты сказал про проволоку? Где ты ее взял и зачем.
– Ну да. Да, да, да. Для картины.
– Почему про Луи Фарамонда не хочешь говорить?
– Нечего сказать.
– Кто стоит над Феррантом? Кто отдает приказы?
– Я не знаю. Где док? Куда он ушел?
– Сейчас придет, – сказал Фокс. – Получишь дозу, если расскажешь о своем боссе. Нет, не о Харкнессе. Кто отдает приказы? Луи Фарамонд?
– Я не могу. Не могу. Меня прикончат. Я бы рассказал, если бы мог. Они найдут меня. Честно. Я не могу. – Сид вернулся на стул и принялся всхлипывать.
– Оставь его, Фокс, – сказал отошедший в дальний конец комнаты Аллейн, не поворачиваясь.
Доктор Кэри вернулся со шприцем и ваткой. Дрожащей рукой Сид закатал рукав.
– Боже мой, – ужаснулся доктор. – Какие вены!.. – Он сделал укол.
Реакция последовала мгновенно. Произошла полная метаморфоза, как будто прежний Сид растаял и превратился в нового, блаженствующего.
– Чудесно! – хихикнул он, развалившись на стуле.
Какое-то время доктор Кэри внимательно на него смотрел, потом ушел к Аллейну в другой конец кабинета.
– Получил десять миллиграммов, и теперь ему хорошо, – сообщил он Аллейну. – Классическая наркотическая эйфория. Симптомы ломки вы наблюдали до этого.
– Могу ли я задать вам гипотетический вопрос? – спросил Аллейн. – Возможно, глупый.
– Ну, давайте попробуем, – сказал доктор Кэри.
– Допустим, в тот день, когда погибла Дульси Харкнесс, Джонс побывал днем у себя в конуре и принял дозу. Мог ли он после этого вернуться на мотоцикле в «Лезерс», отрезать кусок проволоки в конюшне, натянуть ее между кустов, подождать, пока Дульси Харкнесс умрет, убрать проволоку и вернуться в свою конуру, а вечером, как ни в чем не бывало, сесть на мотоцикл?
Какое-то время доктор Кэри молчал. Сид Джонс что-то напевал себе под нос.
– Честно говоря, я не знаю, что вам ответить, – наконец сказал Кэри. – За время моей работы в травматологическом отделении больницы Святого Луки я не имел дела с наркоманами. Симптомы значительно разнятся от случая к случаю. Лучше проконсультироваться со специалистом.
– И все же вы не стали бы исключать такую возможность?
– Полностью исключать бы не стал.
– Я разделаюсь с этим придурком, – радостно сообщил Сид Джонс. – Я с ним, черт побери, разделаюсь.
– С каким придурком? – спросил Фокс.
– А не скажу. Сам догадайся. Что, не можешь, легавый?
– Как мой сын? – спросил Аллейн у доктора.
– Ему гораздо лучше, хотя еще присутствуют болевые ощущения и последствия сильного шока. Ему дали снотворное. И сделали несколько уколов на всякий случай – от столбняка и так далее. Хуже всего – раны на ногах. Некоторое время будет у нас под наблюдением.
