– Деньги не дошли?
– Разве я был бы пустой, если бы дошли?
– Вы уверены, что не истратили их?
– Обижаете, мисс Престон. – Он вяло изобразил негодование.
– Простите, если обидела. Я могу одолжить двадцать фунтов. Это поможет вам продержаться. И сообщу о вас Сибил.
– Не совсем нормально скрывать от меня, где она, но в любом случае спасибо за помощь. Долг я, разумеется, верну, не беспокойтесь.
Она направилась в кабинет за деньгами, он снова поплелся за ней. Ей стало не по себе, что он увидит, где она хранит деньги на хозяйственные расходы, и в коридоре она сказала ему:
– Мне нужно сделать звонок. Подождите меня в саду. А после этого, боюсь, нам придется расстаться, у меня неотложная работа.
– Я понимаю, – ответил он, стараясь сохранить достоинство.
Когда она вернулась, он слонялся возле парадной двери. Она отдала ему деньги.
– Здесь двадцать три фунта. Если не считать мелочи, это все, что у меня есть сейчас в доме.
– Вполне понимаю, – чинно повторил он и, бросив на нее свой вороватый взгляд, добавил: – Конечно, мне не пришлось бы унижаться, если бы у меня была она.
– Боюсь, я не совсем вас поняла.
– Если бы у меня была Марка.
– Марка?
– Та, которую завещал мне отец. Знаменитая.
– А я и забыла о ней.
– Будь вы на моем месте, не забыли бы. «Черный Александр».
Теперь Верити вспомнила. Эта история всегда напоминала ей рассказ из ежегодника для мальчиков. Отец Клода унаследовал марку из тиража, который был изъят в день выпуска по причине допущенной при печати зловещей ошибки: в середине лба царя Александра оказалось черное пятно. Считалось, что это единственный сохранившийся экземпляр и что сто́ит он бешеных денег. Морис Картер был убит во время бомбежки, находясь в увольнении. Когда коллекцию его марок выдали из банка, «Черного Александра» в ней не оказалось. Его так никогда и не нашли.
– Странное это было дело, – сказала Верити.
– Судя по тому, что мне рассказали, чрезвычайно странное, – подхватил он со своим необычным «смехом».
Верити не стала поддерживать разговор дальше. Клод сказал, что ему пора уходить, и шаркнул ногой по гравию.
– До свидания, – попрощалась Верити.
Он вяло пожал ей руку и уже было повернулся, чтобы уйти, но тут его осенила какая-то мысль.
– Кстати, у меня просьба, – сказал он, – если кто-нибудь будет меня искать, говорите, что вы ничего не знаете – где я, что со мной; буду вам очень признателен. Не думаю, что они мною будут интересоваться, но на всякий случай.
– Они – это кто?
– Ой, ну некие зануды. Вы их не знаете. – Он улыбнулся и на миг посмотрел Верити прямо в глаза. – Вы так правдоподобно сказали, будто не знаете, где Сибил, что вам нетрудно будет повторить упражнение, мисс Престон.
Она поняла, что краснеет. Он заставил ее почувствовать себя лгуньей.
– Послушайте, у вас неприятности?
– У меня? Неприятности?
– С полицией?
– Ну и ну! Благодарю покорно! Что навело вас на подобную мысль? – Она промолчала. – Ладно, в любом случае, спасибо за ссуду. – Клод направился к калитке и на полпути стал тихонько насвистывать.
Верити вошла в дом, намереваясь приняться за работу. В течение часа она пыталась сосредоточиться, но у нее ничего не вышло, тогда она начала писать письмо Сибил, но передумала, решила прогуляться по саду, однако ее вернул в дом телефонный звонок.
Это была миссис Джим, звонившая из Квинтерн-плейса. Сама не своя судя по голосу, она извинилась за беспокойство, но сказала, что очень встревожена. После долгих предварительных объяснений оказалось, что речь идет «об этом мистере Клоде Картере».
Уезжая, Сибил сказала ей, будто маловероятно, что он объявится, но если объявится и захочет остановиться в доме, следует позволить ему это. Сегодня утром кто-то позвонил по телефону и справился, там ли он, и миссис Джим честно ответила, что его нет, никто его не ожидает и она не знает, где его можно найти. А полчаса спустя он возник на пороге и заявил, что хочет остаться.
– Я приготовила для него зеленую спальню согласно распоряжению миссис Фостер, – сказала миссис Джим, – и сообщила ему, что кто-то интересовался им по телефону, а он ответил, что ни с кем разговаривать не собирается и что я должна говорить, будто его нет и я ничего о нем не знаю. Мисс Престон, мне это не нравится. Я не хочу брать на себя ответственность. Происходит что-то странное, и я не желаю быть в этом замешанной. Я была бы вам очень благодарна за совет, как мне быть.
– Бедная миссис Джим, – сказала Верити, – какая обуза для вас. Но миссис Фостер ведь распорядилась принять его, что вы и сделали, как бы трудно для вас это ни было.
– Но тогда я не знала того, что знаю теперь, мисс Престон.
– А что вы знаете теперь?
– Мне не хотелось говорить об этом раньше. Неприятно сообщать такое. Это касается того человека, который звонил перед появлением мистера Картера. Это был – я догадалась еще до того, как он представился, – полицейский.
– О боже, миссис Джим!
– Да, мисс. И более того. Брюс Гарденер зашел в дом выпить пива, после того как в пять часов закончил работу, и сказал, что наткнулся в саду на какого-то джентльмена, только он не знал, что это мистер Клод. Тот, должно быть, возвращался от вас и сказал Брюсу, что он родственник миссис Фостер; они немного поболтали и…
– Брюс не знал?.. Его не предупредили?.. Миссис Джим, Брюс не сообщил ему, где можно найти миссис Фостер?
– Я как раз к этому подхожу. Она же не хотела, чтобы ее беспокоили, правда? Но… Да, мисс Престон, Брюс ему сказал.
– Вот черт! – немного помолчав, ругнулась Верити. – Но это не ваша вина, миссис Джим. И не Брюса, если уж на то пошло. Не волнуйтесь.
– Но что я скажу, если снова позвонят из полиции?
Верити глубоко задумалась, однако любое решение представлялось недопустимо бесчестным. Наконец она ответила:
– Откровенно признаться, миссис Джим, я не знаю. Вероятно, мне следовало бы посоветовать вам сказать правду и сообщить о звонке мистеру Клоду. И как бы жестоко это ни прозвучало, избавиться от него наконец, быть может. – В трубке молчали. – Миссис Джим, вы тут? – спросила Верити. – Вы слышите меня?
Миссис Джим зашептала:
– Простите, мне придется повесить трубку. – А потом неестественно громким голосом добавила: – Ну, тогда на сегодня это все, спасибо. – И разъединилась.
Противный Клод появился где-то поблизости, догадалась Верити.
Теперь она по-настоящему забеспокоилась, но в то же время не могла не сердиться. Она работала над чрезвычайно сложными поправками к своей последней пьесе, на которую после многообещающего дебюта в провинции клюнули лондонские продюсеры. Помешать работе на этом этапе означало прискорбно выбить ее из колеи.
