– Какая нелепость! – воскликнула Верити. – Она не могла так поступить!
– И, как выяснилось, не поступила. Когда я написал ей официальное письмо с вопросом, желает ли она, чтобы я вернул документы Пасскойнов, которые хранились у нас, и хранились, смею добавить, со времен основания баронского поместья, она ответила мне короткой телеграммой.
– И что в ней было?
– «Не валяйте дурака».
– Как это похоже на Сиб!
– Из чего, – закончил мистер Рэттисбон, откинувшись на спинку кресла, – я сделал еще один вывод: что наши отношения не разорваны. Это последнее, что я от нее слышал. Не знаю, составила ли она новое завещание. Но тот факт, что я… как бы это сказать… уперся, мог заставить ее действовать по собственной инициативе: самостоятельно раздобыть, – мистер Рэттисбон понизил голос так, словно собрался произнести какое-то богохульство, – бланк. У какого-нибудь торговца канцтоварами. Увы.
– Поскольку в «Ренклоде» она находилась безотлучно, ей нужно было бы попросить кого-то доставить ей этот бланк. Меня она не просила.
– У вас, кажется, звонит телефон, дорогая, – сказал мистер Рэттисбон.
Это была Прунелла.
– Крестная Вэ, – произнесла она необычно четко, – я видела, как ты разговаривала с этим эксцентричным мистером Рэттисбоном. Ты не знаешь, куда он поехал?
– Он здесь. И собирается тебя навестить.
– О, отлично. Потому что, полагаю, он должен знать. Потому что я нашла кое-что, что он должен увидеть.
– Что ты нашла, дорогая?
– Боюсь, – голос Прунеллы взлетел до жалобного визга, – что это завещание!
Когда мистер Рэттисбон в большом волнении отбыл, сидя за рулем прямой, словно аршин проглотил, Прунелла позвонила снова и сказала, что должна сообщить крестной больше о своей находке, прежде чем тот приедет.
– Я не могу связаться с Гидеоном, поэтому решила поговорить с тобой. Прости, дорогая, но ты понимаешь, что я имею в виду.
– Разумеется.
– Очень любезно с твоей стороны. Так вот. Оно лежало в мамином письменном столе в будуаре, в верхнем ящике. В заклеенном конверте, на котором написано «Завещание». Оно было подписано и заверено десять дней тому назад. В «Ренклоде», конечно. И составлено на типографском бланке.
– Как оно попало в Квинтерн?
– Миссис Джим говорит, что мама попросила Брюса Гарденера отвезти его и положить в стол. Он передал конверт миссис Джим, и та положила его в ящик. Крестная Вэ, это такая гадость!
– О, дорогая…
– Это… ты не поверишь, я сама не могу поверить. Начинается с того, что она оставляет половину своего имущества мне. Ты ведь знаешь, что дорогая мамочка была богатой сучкой. Прости, это просто такое жаргонное выражение. Но точное.
– Думаю, ты права.
– Я хочу сказать – по-настоящему богатой. Она купалась в деньгах.
– Да.
– Отчасти благодаря дедушке Пасскойну, отчасти благодаря тому, что папа был чародеем по части денег.
– Значит, тебе достается половина имущества, – вернула ее к теме Верити.
– Да. Это больше того, что папа оставил мне в качестве заповедного имущества, если я правильно выражаюсь. Квинтерн, конечно, также остается мне.
– Значит, с этим все в порядке, так ведь?
– Подожди. Говорю же, ты ни за что не поверишь! Я получаю половину только в том случае, если выйду замуж за этого мерзкого Свинглтри – Джона Свинглтри. Никогда бы не подумала, что такое возможно. Даже от мамы не ожидала. Это неважно, разумеется, у меня и так больше, чем мне нужно, имея в виду папино наследство. Конечно, оно уменьшилось из-за инфляции и всего такого прочего, но я думала, что после замужества должна буду отказаться от него. Хотя Гидеон не согласен.
– Ты меня удивляешь.
– Но он меня не остановит. Так или иначе, у него с деньгами все более чем в порядке. – Голос Прунеллы задрожал. – Но, крестная Вэ, как она могла?! Как она могла подумать, что меня можно заставить сделать это подобным образом? Выйти за Свинглтри и бросить Гидеона только из-за денег. Это гнусно.
– Никогда бы не поверила, что она на такое способна. Кстати, а Свинглтри хочет, чтобы ты за него вышла?
– О да, – нетерпеливо ответила Прунелла. – Все время канючит, бедный дурак.
– Должно быть, она написала это завещание в приступе ярости, – предположила Верити. – Она бы его порвала, когда пришла бы в себя.
– Но она этого не сделала. А у нее была уйма времени, чтобы прийти в себя. Ты еще кое-чего не знаешь. Кому, как ты думаешь, она завещала остальное? Двадцать пять тысяч фунтов она оставила Брюсу Гарденеру, не считая маленького домика в деревне, который является частью ее недвижимости, а также обусловила, что он может оставаться на службе в Квинтерне столько, сколько сам захочет. А все остальное – включая мою половину наследства, если я не выйду замуж за Свинглтри, – кому бы ты думала?
Тошнота подступила к горлу Верити. Она опустилась на стул рядом с телефоном и увидела, что трубка дрожит у нее в руке.
– Ты здесь? – звучал в ней голос Прунеллы. – Алло! Крестная Вэ?
– Я тут.
– Догадайся с трех раз. Никогда не угадаешь. Сдаешься?
– Да.
– Твоему сердцееду, дорогая. Доктору Бейзилу Шрамму.
Повисла долгая пауза. Верити хотела заговорить, но у нее пересохло во рту.
– Крестная, ты меня слышишь? Что-то с твоим телефоном. Ты слышишь меня?
– Да, слышу. Я просто… просто не знаю, что сказать.
– Ну разве это не ужасно?
– Это отвратительно.
– Я же говорила, что она на нем сдвинулась.
– Да-да, говорила, я и сама это видела. Но сделать такое…
– Вот-вот. Поскольку я не выйду замуж за эту задницу Свинглтри, Шрамм получит все.
– Господи помилуй! – вырвалось у Верити.
– А может, нет? Я не знаю – меня не спрашивай. Но, быть может, окажется, что все это незаконно? Ну, завещание, я имею в виду.
– Рэтти – мистер Рэттисбон – разберется. Завещание заверено?
– Похоже, что да. Какими-то Дж. М. Джонсон и Марлиной Биггз. Это, кажется, горничные из «Ренклода».
– Наверное.
– Вот. Я считала, что должна тебе рассказать.
– Да. Спасибо.
– Я дам тебе знать, что скажет мистер Рэттисбон.
– Спасибо.
– Ну, пока, дорогая крестная.
– Пока, милая. Мне очень жаль. Особенно, – Верити с трудом договорила, – насчет истории со Свинглтри.
– Да. Брюс по сравнению с этим – фигня, – сказала Прунелла и добавила: – А какое было бы имя! Леди Свинглтри! Я тебя умоляю! – Она повесила трубку.
