Слушали жадно, а когда доносился гул голосов от публики, гулявшей с девицами на перроне, на них дружно кричали:
— Если вы сами не хотите слушать, так не мешайте другим!
После лекции, начавшейся в девять часов вечера, посыпались ко мне вопросы. Их было очень много — несколько десятков, до сотни. Большинство были дельные, показавшие, что слушатели действительно заинтересовались, но несколько было и таких, которые показывали о желании только что-нибудь сказать.
Уже шел двенадцатый час ночи, а вопросы не прекращались. Кто-то говорит:
— Позвольте, профессор, и мне спросить.
— Пожалуйста!
— Я хотел бы знать, не слишком ли вы, товарищ профессор, устали? Не пора ли спрашивающим знать честь и дать вам отдых?
Я засмеялся, но другие поддержали спросившего.
Меня проводили дружными аплодисментами, и — что доставило мне удовольствие — я видел, что образовались на рельсах отдельные кучки слушателей, которые продолжали о чем-то толковать, указывая по временам рукой на небо.
Выезд
В комендатуре, особенно после лекции, уже все со мной очень любезны.
— Для вас, профессор, есть у нас новость! Идет из Николаева в Одессу поезд с дальнобойными орудиями и с минами. Скоро придет в Знаменку. Там уж вас наверное примут.
Гмм… В поезде с минами ездить еще не приходилось. Ну, куда ни шло.
— Отлично! Поеду.
В этот день, идя в лес на обычную прогулку, встречаю на рельсах высокого матроса, с черными усами, лицо изрыто оспою, на плече винтовка.
— Скажите, товарищ, где остановился поезд с минами из Николаева?
Матрос остановился, подозрительно осмотрел мою штатскую фигуру.
— А вам это зачем?
— Хочу на этом поезде поехать.
Он расхохотался.
— Так вас туда и пустят!
— А может быть и пустят…
Погуляв в лесу несколько часов, возвращаюсь вдоль путей и вижу вдали от станции поезд, около которого копошатся матросы. Очевидно, это и есть минный поезд.
— Товарищи, а кто у вас старший?
— А вон — он там сидит.
Около вагона на траве расположилась пикником компания матросов: закуски, консервы, бутылки… Главное место занимает мой знакомец, усатый матрос.
— Простите, кто из вас старший?
— А, это опять вы? Все — с поездом? Я ведь сказал, что не пущу!
— Пожалуйста, посмотрите мой мандат.
Матрос нехотя взял бумажку, стал читать. И вдруг — неожиданный эффект. К удивлению сотрапезников, поднимается, говорит вежливо, даже любезно:
— Пожалуйста, профессор! Сегодня вечером нас подтянут к вокзалу; для пассажиров будет товарный вагон. Приходите к девяти часам. Поместим вас!
Поблагодарил. Вечером, простившись с приютившей меня комендатурой, иду с багажом:
— Пожалуйте, профессор, здесь!
Два матроса заметили меня издали и зовут.
Устроился я не без комфорта. Одеяло на полу постлал, решил поспать. Пассажиров было мало.
Но это было только начало. Затем пассажиры стали прибывать. Еще и еще. Солдаты какие-то с махоркой, мужики с бабами и детьми, врач военный с несколькими сестрами, снова красноармейцы, еще и еще…
Одеяло давно пришлось убрать, едва сижу на своих вещах. Набралось уже человек за шестьдесят. Редко кто сидит: большинство на ногах или присело на корточки.
Дети плачут, красноармейцы понапивались самогоном, орут и бранятся. Крики, площадная брань, толкотня… Грязь, — естественные потребности, не стесняясь женщин, отбываются прямо в двери вагона.
В вагон лезут все новые и новые пассажиры, но их уже не пускают.
Час проходит за часом. Воздух — непереносимый. О сне никто и не думает. Поезд не двигается, и когда поедем — неизвестно.
Так проходит почти вся ночь. Мочи моей больше нет, не выдержу. А в мыслях — ведь завтра истекает четыре дня пребывания здесь, и будет пассажирский поезд на Одессу. Что я выиграю, поехав в этом аду? Быть может, пассажирский поезд и перегонит нас.
К шести часам утра решение созрело. Забираю свои вещи. Мне даже помогают протолкаться сквозь толпу пассажиров, — рады, что одним человеком будет меньше.
Выскакиваю из вагона.
— Господин профессор!
Окликает один из помощников коменданта.
— А мы вас вчера к ночи искали. Кричали, но вы не отозвались. Неожиданно меня командируют — в отдельном вагоне. Видите, сколько у нас места? Пожалуйте, целое отделение вам дадим!
— А вы куда едете? В Одессу?
— Нет! До промежуточной станции такой-то.
— Значит, там опять все хлопоты с посадкой начинать сначала?
— Пожалуй, что так!
— Ну, спасибо! Уж лучше я дождусь пассажирского. Ведь мало и осталось.
Потащил свои вещи через рельсы.
— Стой, товарищ!
Меня хватает за руку какой-то тип в военной форме.
— Ступай на общественные работы!
— Да я…
— Не разговаривай, когда велят! Ступай, говорят!!
Из-под вагона выныряет фигура железнодорожного сцепщика.
— Да что же вы, товарищ? — набрасывается на чекиста. — Ведь это же наш профессор… А вы — «на общественные»… Эх! Пожалуйте ваши вещички-с!
И раньше, чем чекист ответил, он, схватив мой багаж, побежал. Я — за моим неожиданным лекционным почитателем.
— Куда вам?
— Да я бы хотел к пассажирскому.
— Пожалуйте-с, я устрою!
Состав пассажирского был готов, хотя до отхода оставалось пять часов. Но мой покровитель сумел поместить меня немедленно. Я его поблагодарил — от денег за услугу он твердо отказался.
Каким раем показался мне обыкновенный вагон третьего класса после проведенной ночи в том ужасном товарном вагоне.
Часов в девять утра мимо нас прошел поезд с минами, а еще через два поехали и мы. Конечно, мы быстро его обогнали.
На пути в Одессу
Полтора суток катил поезд по высохшим уже степям Малороссии. Вагон переполнялся евреями, но лишь едущими на короткие расстояния. Все разговоры сводились к деятельности банд Махно.
Молва страшно преувеличивала эту деятельность. Говорили, будто у него целая скрытая армия, со штабами, автомобилями, своими штабными типографиями и т. п.
Об армии Врангеля, однако, почти не говорилось, а между тем это был серьезный враг. Но уже чувствовалось, что продвижение Врангеля приостановилось. Польша развязала руки большевикам, и они все стягивали теперь против южного противника.
