— Костицын! Вы — ренегат!
— Вы слишком много знаете, Костицын…
Позже, во время крушения, когда из России было выслано немало профессоров, в их числе и я, — на факультете преднаметили моим заместителем на посту декана В. А. Костицына. После ряда переговоров с властью эта кандидатура, однако, не прошла, и деканом был назначен К. П. Яковлев.
Так Костицын все время колебался в не вполне устойчивом равновесии. Иной раз он поднимался в советской иерархии довольно высоко, а потом снова терял значение. Он неоднократно командировался за границу на научные математические съезды
[222], а после одной из командировок остался в эмиграции совсем.
«И мне сумасшедший дом надоел, и я надоел этому дому!» — писал он мне по поводу своего решения порвать с советской властью.
Когда я это пишу, Костицын продолжает жить с женой в Париже, где он нашел возможность существовать.
Октавий Константинович Ланге, геолог, новый секретарь факультета, типом лица выдавал свое еврейское происхождение
[223]. Он был одним из виднейших лидеров факультетской молодежи и производил впечатление дельного человека, быть может потому, что постоянно выступал на факультете по разным вопросам. Я и раньше с ним имел дело по однородному факультету Туркестанского университета, на который Ланге зачислился профессором геологии, без намерения туда ехать. Поэтому, когда группа молодой профессуры меня конфиденциально запросила, соглашусь ли я на его кандидатуру в факультетские секретари, я ответил положительно.
Он был избран, но как секретарь О. К. оказался совсем слабым. Делами факультета он не интересовался, и в канцелярии факультетской, которая должна была находиться в его непосредственном ведении, он никакого авторитета не имел.
Таким образом я фактически оказался без секретаря, и поэтому за полтора года нашей совместной деятельности — от секретарского звания Ланге не отказывался — между нами образовалась и все росла трещина, — отчасти из‐за его уклонения от работы, а главным образом потому, что он все сильнее стал склоняться в сторону советской власти. Он близко сошелся с А. В. Кубицким, и мне было все время тревожно за дела, которые должны были иметь негласный характер.
При одном из последовательных избраний правления возникло положение, когда члены университетского правления избирались несколькими организациями, вообще отношения к университету не имевшими, но между ними также профессурой и студентами. Две последние курии были единомысленны, но так как они были бессильны влиять на выборы, то поэтому решили не играть недостойной роли и от участия в выборах уклонились.
Вопреки явно высказанному нежеланию профессуры иметь в подобном правлении своих представителей
[224], — как раньше К. П. Яковлев, так теперь О. К. Ланге, все же кандидатуру свою выставил. При выборах этими посторонними организациями в члены правления прошли двое: А. В. Кубицкий и О. К. Ланге
[225]. Первый стал заместителем ректора, второй — заведующим хозяйством университета.
Ланге хорошо знал отрицательное отношение к его вхождению в правление и мое, и Костицына. Тем не менее, войдя в состав правления, он не сложил с себя звания секретаря факультета.
Получилось странное положение. Ланге как член деканата участвовал в разработке плана действий последнего в деле сопротивления факультета разрушительным мерам, направленным против него со стороны правления. Но как член этого правления Ланге действовал против деканата… Конечно, это вынуждало меня к осторожности, воздержанности и скрыванию моих намерений как декана от своей правой руки, секретаря. При каждодневной общей работе выходило нечто нелепое.
Я несколько раз обращал внимание Ланге на неудобство такого совместительства. Но О. К. ссылался на тождественный пример секретаря медицинского факультета, который также сохранил свой пост, принимая деятельное участие в правлении. Ланге и этот секретарь уговорились об единстве тактики. Но секретарь медицинского факультета все же под конец ушел от работы в правлении, а Ланге остался.
Исчерпав все меры товарищеского воздействия, я, предупредив об этом Ланге, перенес дело на усмотрение факультетского собрания. На заседании произошла бурная сцена по моему адресу со стороны Ланге, вызвавшая возбуждение всего факультета, но в результате Ланге все-таки перестал быть секретарем.
На его место был выбран молодой физик Владимир Александрович Корчагин. Как работник по факультету, он был гораздо усерднее Ланге; но и он был заражен общим грехом молодых ученых — чрезмерным заискиванием пред властью, почему ему полного доверия оказывать я не мог.
Факультетские обстоятельства
Согласно установившемуся обычаю, осенью 1921 года были перевыборы деканата. Я отказывался от нового избрания, ссылаясь на то, что год был слишком боевой и что на каждом боевом посту полагается смена. Меня уговаривали взять снова на себя эти функции, и, после восклицания проф. Г. А. Кожевникова:
