Наконец приступаем к избранию делегатов. Перед самой подачей избирательных записок проф. А. К. Тимирязев заявляет:
— Красная профессура отказывается принимать участие в выборах. И она не допустит, чтобы эти выборы были утверждены властью!
Во главе с Тимирязевым красные скопом уходят из собрания.
Подаются записки. Их такая масса, что произвести подсчеты здесь же немыслимо. Избирается особая комиссия для производства подсчетов, а пока все записки запечатываются в особом пакете.
Собрание, начавшееся в 6 часов, окончилось в 11. Много осталось недовольных, преимущественно речью Ясинского об его деятельности в КУБУ, помешавшей рассмотрению ряда животрепещущих вопросов. Особенно недовольны были представители Ветеринарного института, не получившие своих представителей.
Последующие дни мы производили подсчеты голосов. Конечно, большинством были избраны именно предложенные кандидаты. Несколько записок были просто ругательные.
От назначенных Ясинским и навязанных собранию секретарей я никак не мог добиться протокола. Все… не успевали.
После собрания
Угроза красной профессуры, конечно, пустою не оказалась. Уже через день
[296] в большевицком официозе «Правда» была напечатана негодующая статья против собрания и против выбора «контрреволюционного белого совдепа». Власть призывалась к отмене этих выборов.
Сильно доставалось и мне как председателю. По поводу «даров данайцев» я уже говорил. Но остальные нападки остались для меня не совсем ясными: «Проф. Стратонов председательствовал со смелостью, доходившей порою „до грации“»
[297].
Что это значило? А затем я узнал о себе: «Будучи на Кавказе на службе в администрации, Стратонов был правой рукой графа Воронцова-Дашкова по организации погромов».
Приезжает ко мне на автомобиле один из секретарей — Голубев:
— Председатель КУБУ спешно потребовал протокол общего собрания. Мы его должны доставить сегодня же. Я привез его.
Пришлось в спешке и кое-как отредактировать этот важный документ.
Через несколько дней последовало распоряжение власти:
Выборы делегатов были отменены
[298]. Для их переизбрания КУБУ должно созвать новое собрание. Но число делегатов, подлежащих избранию, сокращается теперь Наркомпросом раз в десять. Кроме того, для раздробления сил, создаются две курии: отдельно профессоров и отдельно преподавателей. Затем председатели собраний не избираются, а назначаются советской властью. Председателем профессорской курии назначается наркомздрав Н. А. Семашко, преподавательской — В. П. Волгин.
Новые собрания
Новые собрания состоялись недели через две — в средине июля. Настроение заметно упало: в профессорской курии участвуют только 120–150 человек. Накануне профессорского собрания мы в КУБУ выработали свой кандидатский список.
Хуже было с преподавателями. Там образовался раскол. Очень сильное влияние проявили, благодаря численности, коммунисты врачи и примыкающие к ним. Поэтому там было составлено три списка, из которых один был ориентирован на общую нашу тактику.
Когда Н. А. Семашко открыл профессорское собрание, мы были удивлены появлением еще второго кандидатского списка. Во втором, соглашательском списке, во главе стояло имя столь популярного в университете проф. А. П. Павлова.
Тотчас по открытии заседания берет слово проф. медицинского факультета Василий Емельянович Фомин:
— Мы привыкли всегда иметь своего избранного председателя. Поэтому назначенный председатель — это факт совсем непривычный!
Семашко смущен:
— Я не стремился к председательствованию на вашем собрании… Но раз меня назначили, я должен исполнить свою обязанность…
Это выступление Фомина против своего «министра» обошлось ему дорого: через месяц он оказался в списке лиц, подлежащих высылке за границу. Как человека многосемейного, Фомина эта высылка резала. Ему только с большим ущербом для личного достоинства удалось выхлопотать себе прощение и разрешение остаться в Москве.
Я задумался над вторым кандидатским списком. Если исключить А. П. Павлова, остальные делегаты списка были либо безличные деятели, либо пресмыкающиеся перед властью. Но ведь Павлов откажется…
Прошу слова.
— А как ваша фамилия?
— Моя фамилия — Стратонов!
— А-а… Пожалуйста!
— Я принадлежу к числу сослуживцев уважаемого Алексея Петровича Павлова. Но я неоднократно, в качестве декана факультета, обращался к Алексею Петровичу с предложением принять на себя те или иные административные функции, и всегда встречал отказ. Преданный исключительно науке, Алексей Петрович Павлов отвечал: «Я никогда не принимал и не приму административных обязанностей!» Совершенно непонятно, как это вдруг Алексей Петрович изменил свой твердый взгляд. Прошу председателя удостоверить, что профессор Павлов согласился стать делегатом! Не может ли случиться, что после выборов от него, сейчас отсутствующего, получится отказ? И тогда список, ради него, собственно, и прошедший, окажется без профессора Павлова. Кто именно получил от него согласие?
Семашко замялся:
— Я точно не знаю! Вероятно, кто-нибудь с ним говорил…
Картина стала для всех ясной. Я все же добавляю:
— Таким образом председателем констатировано, что нет определенных сведений о согласии Алексея Петровича Павлова баллотироваться.
Начинаются выборы. Записки поданы. Семашко просит избрать трех представителей от собрания, чтобы вместе с ними, в двух парах, подсчитать результаты голосования.
Собрание избирает Д. Ф. Егорова, меня и не помню кого третьего. Подымаемся на эстраду и разделяемся на две пары. Мне приходится считать в паре с Семашкою. Он диктует, я записываю.
Результат сразу же выясняется: блестяще проходит наш, профессорский, список. Записав последний итог, я обращаюсь к председателю:
