На рынки и мы часто ходили — на авось! Вдруг где-либо появится пшенная крупа, а иногда — о счастье! — гречневая крупа или чечевица. Особенно радовались последней; она появлялась редко и сейчас же расхватывалась. Чечевица считалась особенно питательной.
Кому в эту пору было раздолье на рынках — это мальчишкам воришкам. Далеко еще было до будущих беспризорников, которые появились после ужасного голода на Волге в 1921 году. Но это уже было их начало.
Они забирались в толпу и, когда покупательницы увлекались торгом с продавцом, тянули из карманов или из сумок с провизией, добытой с таким часто трудом. Возгласы: «Ох, обокрали!» — раздавались поминутно. О каком-либо преследовании, об обращении к милиции — и думать не приходилось. От воришек просто отмахивались как от назойливых мух.
Продовольственные лавки
Бывшие колониальные и гастрономические лавки были теперь обращены в «продовольственные», и из них Народным комиссариатом продовольствия выдавались по карточкам продукты населению. Пред такими лавками в дни выдач образовывались длиннейшие хвосты. Стояли часами, но это стояние далеко не всегда себя оправдывало.
Относительно хорошо удовлетворялись продуктами только коммунисты и рабочие — по их привилегированным карточкам. Остальным выпадали только остатки, и дожидавшиеся часами получали разве что воблу. Изредка, бывало, повезет: получат селедок или растительного масла. Часто выдавались сахар и соль, но в малых дозах.
Перед большими советскими праздниками с треском возвещалось иногда, что милостями советской власти будет произведена усиленная выдача продуктов. Но почти всегда для непривилегированных это оказывалось обманом. Помню один такой праздник, когда, после шумливых обещаний, выдали обывателям только соли да немного английской фасоли.
По Москве запели частушку:
Сидит Ленин на заборе,
Троцкий пляшет трепака:
Дали соли и фасоли, —
Обманули дурака!
Разумеется, при выдаче продуктов из продовольственных лавок приказчики основательно обвешивали. Контроля никакого не было, а пререкаться и жаловаться было бесполезно. Так как массовыми заборами по дому ведали младшие служащие домовых комитетов, то и они, для застрахования себя от провеса при раздаче и для самовознаграждения за труд, второй раз обвешивали жильцов дома. На долю «граждан» доставались сильно урезанные пайковые выдачи.
В хвостах, скоплявшихся перед продовольственными лавками, обращало на себя внимание полное отсутствие евреев. И это, — несмотря на страшный наплыв их в Москву, о котором в анекдотах говорилось как о выражавшемся евреями удивлении:
— Разве русские еще в Москве остались?
Зато Народный комиссариат продовольствия, с которым изредка приходилось соприкасаться, как я видел, кишмя кишел служащими евреями.
Каково было объективное объяснение связи между захватом евреями в свои руки Наркомпрода и отсутствием их в хвостах? Не знаю, но связь, наверное, была. Юдофилы пытались объяснить дело так, что, мол, евреи — все люди состоятельные (почему это?) и имеют прислугу, русскую, — которую и посылают стоять вместо себя в хвостах… Объяснение, явно притянутое за волосы.
Общественное питание
Существовавшие в первое время большевизма кооперативы и продовольственные в них лавки сначала вели свои дела недурно. Например, в продовольственной лавке Центросоюза
[67], где я, в качестве представителя ржевских кооперативных союзов, пользовался правом на закупки, можно было много чего купить. Понемногу все это оскудевало, и под конец кооперативные продовольственные лавки позакрывались.
В Центросоюзе была и столовая, устроенная для «товарищей-кооператоров». Множество деревянных столов со скамьями при них, все залито жидкой пищей, так как столы, при смене обедающих, не вытираются, оловянные ложки после едоков не моются… Обеды выдавались очень дешево, а одно время и совсем даром, но пользоваться ими, при такой обстановке, тогда охоты не было.
Лучше были поставлены столовые при народных комиссариатах и крупных советских учреждениях. Например, с обедами в столовой Наркомпроса, на Крымской площади, где я одно время служил, можно было мириться. Иногда, на конференциях Научного отдела, мы получали угощение таким обедом на казенный счет.
Позже стали устраивать столовые и при некоторых учреждениях не центрального значения. Когда я служил в Библиотеке Румянцевского музея
[68], там была устроена для служащих дешевая столовая, в которой можно было сносно питаться. Но здесь противно было жадное и грубое засилье низших служащих, а особенно — их семейств, с неприемлемыми для нас способами урвать для себя куски побольше и получше.
Для влиятельных партийцев Наркомпрод предоставлял вовсе недурное питание, а для высоких коммунистических сановников — даже превосходное. Они нужды не испытывали ни в чем.
Иногда недурно, конечно — по понятиям того времени, получали по нарядам и учебные заведения (трудовые школы), когда устраивали собрание или какое-либо торжество. Их, бывало, из Наркомпрода снабжали такими ставшими для москвичей непривычными деликатесами, как ветчина, сыр, а иной раз даже паюсная икра…
Привелось мне случайно ознакомиться с тем, как питались члены всероссийских съездов и партийных конференций, созывавшихся советской властью. На таких делегатов в Москве стремились произвести подкупающее впечатление. Кормили их, разумеется, на казенный счет прекрасно, с массовым возлиянием вин. Заваливали лакомствами и деликатесами не только во время съезда, но давали их и на дорогу. Кроме того, давали каждому из них по полному костюму и пальто. Где уж здесь было несчастным голодным и оборванным провинциалам устоять и проводить самостоятельную линию. Они со всем соглашались, орали в честь большевицких владык и возвращались в свою провинцию задаренные и обкормленные.
Только для больных полагалось усиленное питание и лучшая выдача, например — масло, яйца, мясо, конфекты. Но, чтобы получить право на усиленную выдачу, надо было столько ходить и хлопотать по разным советским медицинским отделам и совдепам, что иной раз умирали раньше, чем добивались усиленного питания по случаю болезни.
Заготовка запасов
Все это в общем делало в московской жизни вопрос о питании наиболее сложным. И неудивительно, что, если два-три москвича, а тем более москвички, встретятся, — можно было бы безошибочно утверждать, что они разговаривают о провизии, о местах и способах ее получения. Не один раз проверял я это предположение и всегда безошибочно.
