Полки в книжных магазинах пустели и не пополнялись. Хмурые московские книгопродавцы предсказывали покупателям:
— Скоро будут выдавать ордера и на книги!
Это принималось за шутку. Но позже, действительно, для получения книги часто требовалось испрашивать разрешение соответственного советского органа…
Тем временем в Москве, на Пречистенке, в строгом казенном здании Александро-Мариинского девичьего института раскинулся уже новый институт — Литературно-издательский отдел Народного комиссариата просвещения.
Меня склонил участвовать в работе этого института мой друг — Л. С. Берг, который уже принимал в нем участие в качестве эксперта в области географии. По его рекомендации мне прислал соответственное приглашение возглавлявший этот отдел П. И. Лебедев-Полянский, большевик со стажем писателя. Ознакомившись со списком коллегии, в которой было несколько профессоров и нейтрального направления ученых, я согласился быть экспертом в коллегии по отделам астрономии, космографии и, кажется, еще геофизики.
В первое же посещение отдела я увидел, как рабочие разрушают институтскую церковь, приспособляя ее помещение для каких-то бюрократических нужд советской власти. Первое впечатление от такого неуважения к верующим — к их числу я не относился — произвело тягостное впечатление. Потом такие картины более не удивляли — ко всему присмотрелись.
Литературно-издательский отдел стал забрасывать магазины и советских деятелей русскими классиками, — хорошими томиками, но почему-то напечатанными по старой орфографии
[89] и притом хорошо знакомым шрифтом… Сначала на непосвященных такая быстрая и плодотворная работа нового учреждения — на книжках указывалось, что это издание Литературно-издательского отдела — производила хорошее впечатление; приятно было, что русским классикам уделяется должное внимание и при советской власти, и притом без фанатизма в отношении новой орфографии… Но разгадка не заставила себя ждать. Литературно-издательский отдел просто-напросто реквизировал склад А. Ф. Маркса при покойном сильно распространенном иллюстрированном журнале «Нива», который славился своими литературными приложениями, — напечатал к готовым уже книжкам свои обложки и выпустил в свет в качестве «своего» издания.
Стоявший во главе этого отдела И. И. Лебедев-Полянский был нервный и, вероятно, издерганный в прошлой жизни человек; но разговаривать с ним все же было возможно. В Литературно-издательском отделе было организовано несколько отделений, которые должны были обслуживать все виды литературы, от народной и элементарных учебников до художественной и научной. При каждом отделении были созданы совещательные органы из специалистов. Участвуя в них, поскольку дело касалось научной и научно-учебной литературы, я не мог бы, по совести, сказать, что делались крупные промахи в смысле недопущения к печати заслуживающих того работ, по крайней мере в отношении циклов естественно-исторического и технического.
Правда, уже и тогда ставки гонорара были более чем умеренные, и не принималось во внимание быстрое падение рубля; случалось и так, что рубль понижался раз в десять-двадцать, а гонорар этими рублями выплачивался все по той же ставке. Но так продолжалось и позже, в учреждениях, сменивших Литературно-издательский отдел. Торговаться с Лебедевым-Полянским из‐за гонорара приходилось постоянно, и он упирался:
— Мы не хотим создавать из авторов новых капиталистов!
Когда ему указывали на неуместность такого сравнения, Лебедев-Полянский сердился:
— Нет никакой заслуги за учеными в том, что они учились, обеспеченные материально народом.
При заключении договоров на заказываемые книги выдавался аванс, а в таком случае Лебедев-Полянский уже не скупился: аванс выдавался до двух третей договоренной суммы, а иногда и еще больше.
В то время издаваемая на государственный счет книга распределялась еще бесплатно, и заводы
[90] бывали громадные. Книги для народных читален печатались нередко в сотню тысяч экземпляров и больше, а листовки — чуть не до миллиона. Мою книгу «Общедоступная астрономия»
[91], на которую я заключил договор, должны были печатать в ста тысячах экземпляров, для распределения ее по народным читальням.
Но почти одновременно стали развиваться издательские отделения и в разных других комиссариатах, особенно в военном, в Высшем совете народного хозяйства и пр., и даже в разных отделах того же Народного комиссариата просвещения, который уже имел свой Литературно-издательский отдел. Мало-помалу каждый почти отдел Наркомпроса завел свое издательское отделение, ибо каждому заведующему отделом хотелось вести свою политику. В результате в Комиссариате народного просвещения образовалось почти два десятка издательских органов. Выходили забавные инциденты: автор, получивший, например, отказ в Литературно-издательском отделе, шел в Отдел дошкольного образования или в горькой памяти Отдел трудовой школы, и там его произведение принималось для печати. Бывало также, что несколько отделов конкурировали, желая каждый издать одну и ту же книгу. Нередка была подобная конкуренция и между издательскими органами разных комиссариатов. Например, курс механики проф. Жуковского
[92] одновременно пытались издать Литературно-издательский отдел Наркомпроса, Высший совет народного хозяйства и еще Комиссариат путей сообщения.
Естественно, что Литературно-издательский отдел, которому хотелось быть государственным монополистом в деле издательства — что, впрочем, соответствовало и цели его учреждения — ринулся в борьбу с этой разрухой, особенно в пределах своего ведомства. Борьба эта усугублялась, с одной стороны, честолюбием и властолюбием Лебедева-Полянского, а с другой — отпором влиятельных заведующих отделами. К числу последних относилась, например, и Н. К. Крупская, которая располагала, в качестве высшего аргумента, ссылкой на самого всемогущего «Ильича». Бороться было действительно трудно.
Косвенное участие в этой борьбе пришлось принять и мне. В ту пору мне приходилось заведовать издательством Научного отдела и являться поэтому представителем этого последнего на разных совещаниях по урегулированию в центре страны издательского вопроса.
Совещания эти происходили в атмосфере чрезвычайной горячности и страстности, вносимой по преимуществу Лебедевым-Полянским и его сотрудниками, сильнее других переживавшими ограничение их первоначальной компетенции. Как раз эта страстность создавала общее, враждебное Литературно-издательскому отделу, настроение.
