Они не приехали и до сих пор, а возвратились в Екатеринодар.
Позже я узнал, что они разделили книгу для удобства на две части и торгуют ею. Кто-то просил о даровом экземпляре и получил ответ:
— Без разрешения автора мы не можем давать книгу даром.
Тем временем у меня самого явилась нужда в своей книге. Я хотел купить ее у букинистов, но это было мне не по средствам, — букинисты за редкую для центра книгу запрашивали слишком дорого. А между тем рынок в Екатеринодаре и Новороссийске ею был перенасыщен, книга перестала покупаться. Тогда захватчики, как мне писали, издали брошюру — избранные места из моей книги.
В 1922 году я сделал новую попытку вернуть хотя бы часть издания, пользуясь содействием Государственного издательства. Последнее предложило Екатеринодарскому культпросвету обменять несколько сот экземпляров моей книги на издания Госиздата, с тем, что этот последний полторы сотни книг предоставит мне. Но местный просветительный отдел потребовал в компенсацию такое количество книг, что Госиздат от обмена отказался. Так как в силе был лозунг: «Власть — на местах!» — то ничего нельзя было сделать. Книга тем временем устарела и погибла.
Книжный центр
В своей борьбе с другими отделами Наркомпроса, о которой уже говорилось, Литературно-издательский отдел одержал некоторую победу, получив в свои руки всю техническую часть издательства, но эта победа оказалась пирровой. Отдел стал хиреть, и, продолжая борьбу за привилегии, он все слабел и под конец тихо скончался.
Произошло это в связи с выступлением на горизонте нового честолюбца «профессора» — разумеется, красного — Дмитрия Александровича Магеровского. Он окончил юридический факультет в Харькове, занимаясь государственным правом; был социалистом-революционером. Но, когда восторжествовал большевизм, быстро эволюционировал налево и был, насколько мне известно, одним из главных составителей советской конституции.
Получаем распоряжение начальства: все издательства в отделах ликвидируются; вместо них создается общий Книжный центр, с проф. Магеровским во главе
[104]. Ликвидируется, стало быть, и наше научное издательство. А лично мне, как руководителю этого последнего, предлагается должность члена коллегии издательского отдела в Книжном центре
[105]. Говорят:
— О подробностях договоритесь непосредственно с профессором Магеровским.
Жаль было хорошо наладившегося у нас издательского дела, но что поделаешь. Вызываю незнакомого мне Д. А. Магеровского по телефону.
В необычайно пространном телефонном разговоре он развивает мне свой план собрать в Книжный центр все вообще книги — из разных издательств и отовсюду — и затем эти книги распределять между нуждающимися в них учреждениями и лицами; сосредоточить в Книжном центре все вообще издательство в стране, составить при этом центре соответственную библиотеку… План — планетарного масштаба!
Согласился я на эту службу и пришлось принимать участие в организационной работе Магеровского. Впрочем, главную роль играл не столько Магеровский, сколько его секретарша, а может быть и жена, грузинка-студентка Чхеидзе. Это была властная и неприятная особа, перед которой Магеровский всегда пасовал.
Отвели нашему центру помещение: два этажа на Моховой улице, визави гостиницы «Националь» и против разрушенной впоследствии большевиками часовни, что стояла на углу Тверской и Моховой. Раньше здесь был какой-то ресторан. Помещение было разоренное, замороженное, неуютное. Сидели мы на заседаниях и мерзли, стараясь согреться у железных печурок.
Библиотекой заведовал проф. философии Г. Г. Шпет. Кто заведовал складом — не помню. Магеровский оставил за собой роль административную. Издательским же отделом заведовала коллегия, в которую вошли: Марья Константиновна Шавердова, армянка-студентка, ранее заведовавшая «Студенческим издательством» в Москве
[106], а потому имевшая в этом деле опыт, затем Е. М. Лундберг — еврей, литературный критик и журналист, и я. Юридически председательницей коллегии считалась М. К. Шавердова, но она скромно перед нами пасовала, так что заседаниями руководил я, а самым издательством по наукам гуманитарным и по художественной литературе заведовал Лундберг
[107], а по наукам естественно-историческим и по технике — я.
Книжным же центром в общем руководила также коллегия под председательством Магеровского, в которую входили все ответственные работники, а секретарствовала и фактически всем заправляла г-жа Чхеидзе.
Скоро всем стало ясно, что с Магеровским дело не пойдет. Это был неукротимый фонтан говорливости, заполнявший заседание коллегии своей «информацией». Сначала мы его слушали серьезно, думая, что он и на самом деле отражает взгляды «сфер». Потом даже самые наивные поняли, что он по любому вопросу высасывает информацию из своего пальца.
Советские учреждения того времени получили прочную репутацию в том, что они непрерывно преобразовываются и переезжают из одного дома в другой. Подоспело в скорости и преобразование Книжного центра. Упразднили, между прочим, наш издательский отдел, а вместо него ввели четыре секции, обнимавшие все циклы наук: две по гуманитарным, две по естественным и по технике. Эти секции должны были пользоваться относительной автономностью, а их председатели, под верховным председательством Магеровского, составляли правление.
Та секция, в которой я принимал участие в качестве председателя, именно секция физико-математических наук и техники, состояла, насколько теперь вспоминаю, из следующих профессоров: Н. С. Верещагина, Н. Д. Тяпкина, Н. А. Шилова, В. В. Шарвина, Л. К. Лахтина, А. И. Некрасова, А. К. Тимирязева, меня и еще, быть может, кого-либо, имя которых я уже забыл.
